Произнеси её имя (ЛП)

Сначала она была в малом театре — большом холодном зале. Его было легко узнать по затхлому запаху и так же, как и сейчас, висевшему перед сценой драпированному бархатному занавесу. Зал был пуст, весь свет выключен. Бобби села за старенькое пианино, похожее на то, которым они пользовались на репетициях хора — рояль выкатывали лишь во время выступлений для родителей. Ее пальцы нерешительно повисли над клавишами. Она почувствовала, что была не одна. Прежде, чем она его увидела, до нее донесся аромат чистоты и мыла с едва заметной примесью дубового одеколона. Он был мужским и пьянящим — именно таким, каким она запомнила с их первой встречи в библиотеке. Красивый учитель. Облокотившись о край пианино, он наблюдал за ее игрой.

— Вы прекрасно играете, — сказал он. — Но позвольте мне показать вам.

Бобби начала подниматься с вращающегося табурета.

— Нет, прошу вас, не вставайте. Следите за моими руками. — Он слегка подвинул ее и сел рядом. Его бедро прижалось к ее бедру, его плечо — к ее. Он был таким теплым, что ей казалось, что рядом с ним она должна ощущаться ледяной глыбой. Он виртуозно исполнил аккорды, его пальцы плыли над клавишами свободным потоком. — Теперь попробуйте вы.

Она попыталась повторить, но неуклюжие и вялые, словно сосиски, пальцы не слушались и произведенные ею ноты прозвучали вымученно и жалко.

— Вот так. — Он взял ее кисть и правильно расставил пальцы на клавишах. — Видите?

Она действительно видела. На сей раз звуки слились в гармонии. Отпустив ее руку, он положил свою ладонь на ее колено. Она ничего не сделала, чтобы убрать ее. Прикосновение было восхитительным, ей не хотелось терять его ни на секунду. Она почувствовала, как щеки загорелись, а в груди запылало так, словно в глубине души извергся вулкан.

Снились и другие события, но слишком мимолетные, чтобы Бобби могла их запомнить — фрагменты цветов и звуков. Следующее, что она увидела четко, была замерзшая игровая площадка. С навеса, окружавшего внутренний дворик, свисали сосульки, заснеженные дорожки были посыпаны оранжевым песком. Каким-то образом, вопреки гравитации, легкие как тальк снежинки кружились в трогательном танце, пока девушки носились взад и вперед, кидаясь снежками или скатывая снежные комья. Бобби едва их замечала.

На другой стороне игровой площадки, обхватив дымящуюся кружку чая облаченными в перчатки пальцами, стоял ее учитель. Дуя на свою чашку, он не сводил с нее глаз. Она, как обычно, в одиночестве сидела на скамейке и куталась в свое зимнее пальто. В разгар бури они видели только друг друга.

Их маленький секрет.

Никогда прежде она не чувствовала себя такой особенной.

Бобби почувствовала, как образы сдуло, словно дым. Она вздрогнула и проснулась, ощутив рядом с собой тело. Пружины матраса заскрипели, когда Ная, по всей видимости напуганная своим собственным сном, забралась к ней в кровать.

— Ная, ты в порядке? — откашливаясь, прохрипела Бобби.

С кровати напротив раздался шепот. Даже в сером мраке комнаты Бобби увидела, как Ная повернулась к ней спиной.

Тогда кто же в моей постели?

Бобби отпрянула, поджав колени к груди. Она вжалась телом в угол между стеной и кроватью. Окончательно проснувшись и широко распахнув глаза, она осмелилась сесть и посмотреть. Под одеялом кто-то был — голова образовывала палатку над силуэтом хрупкого человеческого тела.

— Ная! — Бобби закричала, но слова застряли у нее в горле. Она прижала колени к груди, не желая, чтобы открытые участки кожи ног касались незваного гостя. — Ная! — повторила она, но подруга даже не пошевелилась, только что-то бормотала во сне.

Теперь фигура замерла на середине кровати, сидя под одеялом на корточках. Челюсть Бобби никчемно отвисла, глаза заболели. По лицу скатилась слеза, но она не могла двинуться — страх сжал ее словно тиски. Она была парализована.

По непонятной причине, Бог знает почему, ей припомнилось время, когда она жила недалеко от Сиднея, пока ее мама снималась там в мыльной опере. Однажды поздно ночью она услышала шорох в своей спальне. Сначала Бобби была возбуждена от мысли о милом мышонке или опоссуме, но открыв глаза, увидела гигантского волосатого паука, снующего по ее подушке. Это был тот же страх. Даже когда каждый синапс в ее мозгу говорил ей бежать, всё, до последней мышцы, превратилось в камень.

Сгорбленная фигура, которая, как могла предположить Бобби, принадлежала Мэри, по-прежнему сидела неподвижно. Они зеркально отображали друг друга на противоположных концах кровати, их головы находились на одном уровне. Бобби была уверена, что Мэри наблюдала за ней даже через одеяло.

— Ная… — попыталась Бобби в последний раз, но знала, ей не разбудить свою соседку.

Мэри по-прежнему не двигалась. Из-под одеяла был слышен хриплый, болезненно скрежещущий звук.