Произведение чувственного восприятия

Александр Ясинский ПРОИЗВЕДЕНИЕ ЧУВСТВЕННОГО ВОСПРИЯТИЯ

Начало закрыто.

Начало блокировано, замуровано, скрыто. Но в начале был и Он.

Начало — это инертный червь, свернувшийся в темнице моего мозга.

Поэтому, то когда я стою на базарной площади в игре солнечного света и теней раскидистых деревьев, будет началом.

Мы говорим о времени, пожирающем своих детей. Толстяк, чье имя также, возможно, Алекс спрашивает цену полевых цветов у торговки, сидящей внутри механической повозки. Ответ не приходит. Он спрашивает четыре, а может пять раз. Пять или шесть. Причем паузы между вопросами все увеличиваются и равны минутам. Которые незаметно съедаются вместе с большими единицами измерения, поэтому, когда он и получает ответ, что в принципе, уже не существенно, проходит чересчур много времени и Он покидает мир, что ощущается сразу, и все вокруг меняется. Разговоры о времени увлекают Алекса, и он растворяется в нем. К его имени можно было бы добавить эпитет Искушенный, когда бы не нашел он сил вернуться, чтобы схватиться в битве с огненным драконом, вышедшим из пространства на некотором расстоянии над землей. И оба погибают.

По-видимому, тогда и возникает Книга. Книга, которая впоследствии окажется Книгой Незаконченных Произведений. Произведений жизни?

Подходя к крепости, которую покинул, мощному прямоугольному зданию из бетона и не только, с окнами-бойницами и открытым для всех входом, я вижу останки тех, кто пришел сюда с войной и злобой, окаменевшие останки размазанной кашицы, скорлупу доспех. Они лежат по одному, ибо приходили в разные циклы и с разными судьбами, но их объединяют намерения. Это останки людей и демонов.

Именно среди них я обретаю свой потерянный меч, изогнутый, с лезвием похожим на косу, но сначала появляются красные наручи и другие атрибуты причудливых доспех, и я кланяюсь восьми сторонам света. Я уходил искать совершенства и постигать бывшее ранее недоступным. Кажется, я несу в себе что-то новое, но все прошлые деяния тут же покрывает туман. Я мыслю чувствами.

Ну что еще сказать? Что имя Его так же значит — Черный, а здание — приют, сакральная твердыня, убежище его религии.

Я — в дверях, и, не смотря на грозный вид, смиренно прошу привратника пропустить. На удивление легко он соглашается, тряся лысой головой и шелестя ниспадающими одеждами отступая в сторону, но, предчувствуя ловушку, я настороженно разглядываю затененные своды и потолочные перекрытия пустого вроде бы холла, прежде чем тронуться внутрь.

Они не замедлили показаться, когда я был на середине. Выйдя прямиком из тусклых стен и окружив меня. Воины, за каждым из которым стоит частичка мощи Черного; сюда не приходят с оружием и они вряд ли дадут мне высказаться. Я могу сражаться с ними, и может быть победить, но, отринув недостойную мысль, все же бросаю меч.

Пав, он звенит — здесь нет эфемерности.

— Мне нужно увидеть Его, — говорю я и вспоминаю, что должен был вернуться перед конечной битвой.

Забвение несущие клинки опускаются и изучающие плоть копья приходят в движение, чтобы пронзить меня… но исчезают, ибо в этом нету надобности.

В шагах от меня возникает женщина, идущая по коридору мне навстречу. В ней нет ничего необычного, это всего лишь мой проводник к месту, где Черный.

— Не бойся, это всего лишь снотворное, — говорит она, делая мне укол в бицепс. Я понимаю их опасения, опасения рачительных слуг и наместников в отсутствие господина потерять добро переданное на сохранность.

— Сколько осталось до битвы? — спрашиваю, когда глаза закрываются, цепенеет язык, а ноги движутся в указанном направлении, подчиняясь ритму, приходящему извне.

— Тридцать минут.

Тридцать секунд? Абсурд. Мозг слишком слаб, объятый дремотой, чтобы проследить связи между вопросом-ответом и вычислить в чем измеряют здесь, в здании.

— Она уже проиграна, — выдавил я. — Ибо я не успею…

Лестница из круглых булыжников, скрепленных меж собой мукой и кровью, восходит на этаж второй, где вращаются зеленые колонны энергий, украшенные гирляндами подношений, цветами подвигов, терновыми венцами аскез. Попутно я нахожу еще одну книгу, озаглавленную: «Равнины его плоти», или она находит меня.

Беседы, видения, откровения, которые сгорают при соприкосновении с бумагой.

Поэтому следующий эпизод — когда я бросаю в жаждущий огонь найденную книгу. Чтобы через огненное жертвоприношение донести ее до Него? Нет! чтобы уничтожить? Не получится. Потому что так было велено? Что ж, может быть. Дабы освободить заключенные в ней сущности? Слишком легкий выход из создавшегося положения. Он определенно не допустит этого.

Для чего же?

Не знаю — все это игры, не доступные моему пониманию.

Та же участь ждала и мою книгу, не почувствуй я жалость к своему творению. Произведения должны быть закончены, а жизни — прожиты. Да будет так.

И меж двух колонн, где до этого был лишь некий рукотворный образ, возникает Искушенный, изменивший облик на тело сухое и загорелое, антропоморфное и безволосое, с руками Пустыми Несущими Смерть. Это — атрибуты.