Произведение в алом

интоксикациеи, он имеет совсем другие предпосылки - перечислить эти весьма интимные причины мне просто не позволяют правила хорошего тона, - и, во-вторых, бламоль, как и все родственные ему средства, действует не после его приема, а только после его... гм... извержения. Но и тогда, разумеется, только благоприятно. Так что же в конце концов явилось причиной сего внезапного... гм... выздоровления? Нуте-с, я вам отвечу, мой юный друг: перед нами совершенно очевидный случай самовнушения! В действительности же - надеюсь, вы понимаете, что под «действительностью» я понимаю кантианскую «вещь в себе»! - эта не в меру бойкая и весьма соблазнительная дамочка как была больной, так и осталась, даже если сама этого не замечает. Вот именно такие... э-э... субъекты с низким интеллектуальным уровнем в первую очередь и подвержены эффекту самовнушения. Разумеется, я этим вовсе не хочу принизить прекрасный пол - полагаю, вам известно, что я придерживаюсь самых... гм... прогрессивных взглядов на роль женщины в истории... Гм, как это: «Чествуйте женщин, ибо вяжут и ткут...» Нуте-с, а теперь, мой юный друг, покончим с этой печальной темой - стоит ли так переживать в канун светлого праздника! Apropos, доставьте мне сегодня вечером удовольствие -сегодня рождественский сочельник и... гм... моя свадьба...

   - Что? Сва... - вырвалось невольно у опешившего морского конька, который, правда, тут же взял себя в руки и как ни в чем не бывало воскликнул: - О, это высокая честь для меня, господин медицинский советник!..

   - На ком это старый хрыч собрался жениться? - спросил он на выходе туповатого окуня. - Как, неужели действительно на одной из этих невзрачных мидий? Впрочем, почему бы и нет! Древняя как мир история - брак по расчету...

Когда вечером, несколько запоздав, прекрасная актиния под плавничок с морским коньком вплыла в залу, всеобщему ликованию не было конца. Каждый считал своим долгом обнять ее и поприветствовать, даже морские улитки и сердцевидки^[151],

выступающие в роли подружек невесты, побороли девичью робость и, пренебрегши наставлениями чопорных маменек, строго-настрого наказывавших им держаться подальше от «этой вызывающей особы», по очереди чмокнули ее в щечку.

Праздник удался на славу. Конечно, такие пиры по карману лишь очень богатым господам, но родители мидии были миллионерами и могли себе позволить и не такую роскошь - они даже свечение моря заказали!

Четыре длинные устричные банки ломились от яств. Вот уже целый час пировали, а новые кушанья все вносили и вносили. Даже окунь, уж на что дурак, и тот знай себе подливал в хрустальный бокал, повернутый, разумеется, отверстием книзу, столетней выдержки воздух, чудом сохранившийся под потолком одной из кают затонувшего неподалеку португальского фрегата.

Все уже были под хмельком. Громкие тосты за здравие новобрачных, мидии и ее престарелого жениха, тонули в общем гаме, сопровождаемом оглушительным хлопаньем пробок и звоном столовых приборов.

Морской конек и актиния сидели в дальнем конце стола и, полускрытые тенью, не сводили друг с друга влюбленных глаз, совершенно не замечая того, что творилось вокруг. Время от времени он тайком пожимал ей то одну, то другую щупальцу, а она, целомудренно потупив свои пылающие страстью очи, одаривала его нежной улыбкой.

Когда же в конце пиршества разбитная певичка из специально приглашенного хора истошным голосом заверещала модную в этом сезоне шансонетку:

- Кругом манишки, и всё интрижки - и флирт, и страсти, и адюльтер... Порок для дамы отнюдь не драма, а шик-модерн!.. -

а соседи по столу, глядя на счастливую парочку осоловевшими глазами, стали хитро и многозначительно перемигиваться, стало очевидно, что нежные отношения морского конька и актинии уже ни для кого не секрет и что именно эти двое, несмотря на свои предосудительные, с точки зрения приличного общества, отношения, были истинными виновниками сегодняшнего торжества.

НЕИСПРАВИМЫЙ ЯГНЯТНИК

Приятного аппетита, Кнёдльзедер! - гаркнул баварский беркут Андреас Хумпльмайер, с лету подхватил кусок мяса, просунутый сквозь прутья решетки благословенной рукой сторожа, и был таков.

- Чтоб ты подавился, свинья, - бросил в сердцах уже немолодой орел-ягнятник, ибо это ему предназначалось сие исполненное ядовитым сарказмом пожелание, взлетел на насест и презритель но сплюнул в сторону своего более проворного недруга.

Однако Хумпльмайер малый не промах и не стал отвлекаться по пустякам: в своем углу он уже повернулся к миру задом - ловкач собственным телом прикрывал посланную судьбой добычу - и, за обе щеки уплетая двойную порцию, лишь нагло топорщил перья хвоста, ну а строптивого «старикашку» удостоил ответа только после того, как последний кусок исчез в его ненасытной утробе:

- Цып-цып-цып... Подь сюда, подь, мой цыпленочек, я те вмиг шею сверну!

Вот уже третий раз, как Амадей Кнёдльзедер, зрение которого изрядно притупилось за долгие годы неволи, лишается своего законного ужина!