Читаем Произведение в алом полностью

принесенных жертв. - (Из публики слышится чей-то нервный, истерически взвизгивающий фальцет: «Какое там! Чуть кастратом, мерзавец, не сделал, а проку - шиш! Да за такие садистские штучки убивать надо!») - Спокойствие, господа, час избавленья близок! Счастливый случай позволил мне найти единственно верное решение этой... гм... животрепещущей проблемы... - Благодарный взгляд Мефистофеля в сторону скромно потупившейся Луны. - Честь имею представить, господа... - По сигналу профессора из-за кулис с достоинством вышел благообразный, облаченный во фрак шимпанзе и, подойдя к краю подиума, учтиво поклонился аплодирующей аудитории. - Честь имею представить, господа, спасителя большой коммерции, ниспосланного нам самим провидением! Да, да, господа, вы не ослышались, сие скромное, не отличающееся высоким интеллектом создание, которое, возможно, кому-то покажется даже примитивным, воистину является избранником Творца, призванным в наше смутное время исполнить свою священную миссию и даровать страждущему человечеству - в первую очередь вам, высокочтимые господа коммерческие советники, ибо услуга эта будет, полагаю, весьма дорогостоящей, - свои могучие половые железы. Сама по себе операция для опытного хирурга особых трудностей не представляет: половые железы сего милейшего представителя земной фауны иссекают и пересаживают какому-нибудь видному финансисту вместо его собственных. А дабы вы, господа, не чувствовали себя подопытными кроликами, спешу успокоить вас: лично мной был проведен ряд предварительных экспериментов, и - аплодисменты, господа! - успех этих опытных операций превзошел мои самые смелые ожидания! Он был поистине ошеломляющ! Первую пересадку я сделал одному дряхлому семидесятичетырехлетнему брюзге англичанину. Сразу после операции этот еще несколько дней назад дышавший на ладан старикашка ощутил такой прилив сил, что немедленно воспылал неукротимой страстью... гм... к альпинизму и тут же, не сходя с больничной койки, совершил блистательное восхождение... пардон, господа... на Юнгфрау[175].

К сожалению, позднее он предпочел этому благородному спорту виски и кончил дни свои под забором...

Мефистофель вынужден был прервать свою речь, так как собравшиеся устроили ему настоящую овацию, мне же от этих бешеных рукоплесканий и восторженных криков «браво» стало совсем плохо, и я попросил Луну проводить меня до выхода.

Покинув полотняный чертог профессора Бараноффа, мы вновь вернулись к лавке с кокосовыми орехами. Тут я не выдержал и забросал мою шкодливо хихикавшую спутницу самыми жестокими упреками.

- Неужели у вас нет ни капли совести, мадам! Ведь это же чистой воды афера! - воскликнул я в сердцах. - Как будто вы, не смотря на ваше высокое положение, не могли внушить несчастному, погрязшему в пороке человечеству никаких более светлых и возвышенных идей, чем этот отвратительный бред с половыми железами? И ведь эта безумная мистификация вашего русско го протеже может иметь весьма печальный исход. Эдак по про шествии нескольких десятилетий на этой грешной земле по вашей милости останутся одни коммерческие советники, торговцы и ростовщики!..

- Да не волнуйтесь вы так, сын мой! - усмехнулась древняя как мир и поразительно хорошо для своих лет сохранившаяся дама и, напустив на себя серьезность, принялась успокаивать меня: - Ведь из уст Бараноффа вы узнали только о начале грядущей мировой эпохи! О дальнейшем ее развитии я вам сама поведаю, но, вы уж меня извините, коснусь лишь отдельных, наиболее важных вех, так как время мое на исходе. Сами видите, еще несколько минут, и я должна убывать... - Кокетливым жестом она извлекла из- за корсажа миниатюрный календарик и указала на выделенную красным цветом дату: - Даже мы, небожители, обязаны соблюдать регламент! Ну да ладно, вернемся к нашим баранам... Итак, допустим, что коммерческие советники всех рангов пролонгируют свою жизнь до бесконечности. Допустим, им удастся - до известной степени благодаря эндосмосу - сохранить те специфические черты характера, которые присущи их профессии, пусть даже они сумеют, по-обезьяньи пародируя самих себя,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман