Читаем Произведение в алом полностью

Теперь я продвигался по галерее осторожно, мелкими шажками, готовый в любую секунду отпрянуть назад, одна рука вытянута вперед, другая поднята вверх, чтобы не стукнуться головой о какой-нибудь выступ или о потолок, если он вдруг станет ниже.

Вскоре мои пальцы и в самом деле стали все чаще и чаще касаться каменного свода, который становился все ниже и ниже,

пока подземный коридор не превратился в узкий и тесный лаз -вот уж , поистине, игольное ушко! Продвигаться далее я вынужден был согнувшись в три погибели...

Холодный пот выступил у меня на лбу: неужели конец?.. И вдруг моя ощупывавшая потолок рука ушла в пустоту...

Я замер и, осторожно повернув затекшую шею, уставился вверх.

Чем дольше я смотрел, тем больше мне казалось, что сверху проникает какое-то тусклое, едва заметное мерцание.

Быть может, какой-нибудь высохший колодец, прорытый в полу погреба?

С трудом разогнув онемевшее тело, я выпрямился во весь рост, поднял руки и принялся ощупывать уходящую вертикально вверх шахту: на уровне моей головы отверстие было правильной прямоугольной формы и выложено камнем.

Потом мне удалось разглядеть размытые очертания горизонтально лежащего креста; подпрыгнув, я ухватился за его массивные перекладины и, подтянувшись, протиснулся между ними.

Теперь я стоял на кресте и пытался понять, что там выше.

Если ощущения в кончиках пальцев меня не обманывали, то прямо надо мной кончалась - или начиналась, это уж для кого как! - что-то вроде металлической винтовой лестницы, точнее, ее ржавых останков...

После долгих и неуклюжих пассов руками я наконец нащупал ступеньку, но, только вскарабкавшись на нее, дотянулся до второй...

В общей сложности я их насчитал восемь штук - каждая последующая находилась на высоте человеческого роста от своей предшественницы.

Верхним своим краем эта предназначенная для исполинов лестница упиралась в горизонтальную панель, крайне скудный, мерцающий свет, который я с таким трудом разглядел из глубины своей преисподней, сочился сквозь прямые, пересекающиеся в строго определенном порядке линии, которым, по всей видимости, надлежало слагаться в какую-то правильную геометрическую фигуру!

Согнувшись как можно ниже, чтобы охватить взглядом всю конфигурацию, я, к немалому своему изумлению, обнаружил, что это не что иное, как гексаграмма, которая священной печатью Соломона изображена на фасадах всех синагог.

Что же это за светящаяся эмблема?

И вдруг до меня дошло: да ведь это же люк, пропускающий сквозь щели, расположенные по его изломанному периметру, смутные проблески света! Да, да, какой-то древний люк, вырубленный из цельного куска дерева в виде традиционной шестиконечной звезды!..

Упершись плечами в эту символическую крышку, которой были запечатаны врата подземного лабиринта, я собрал все свои силы и поднял ее... В следующее мгновение я уже стоял, с трудом переводя дух, в каком-то помещении, залитом ярким лунным сиянием.

Было оно довольно маленьким, абсолютно пустым, если не считать кучи какого-то барахла в углу, и имело одно-единственное забранное решеткой окно.

Никакой двери, отверстия или проема - в общем, того, что можно было бы назвать входом, за исключением, разумеется, люка, через который мне только что удалось проникнуть в эту странную, почти герметичную камеру, я обнаружить не смог, как внимательно раз за разом ни осматривал глухие каменные стены.

Оконная решетка была слишком частой, так что и речи не могло быть о том, чтобы, просунув меж прутьями голову, высунуться наружу, однако кое-что мне все же удалось разглядеть... Комната находилась примерно на высоте четвертого этажа, так как трехэтажные дома напротив казались значительно ниже.

Размеры окна, хотя и с трудом, позволяли видеть часть мостовой и узкий, тянувшийся визави тротуар, однако лунное сияние было слишком ярким, не говоря уже о том, что луна светила прямо в глаза, и, как ни хотелось мне поскорее определить, в какой части города я находился, сейчас это было невозможно: доступная моему взору сторона переулка тонула в такой глубокой тени, что разглядеть какие-то характерные архитектурные детали не получалось.

Впрочем, переулок, несомненно, находился в еврейском квартале, так как окна противоположных домов либо были все до единого замурованы, либо же и вовсе не предполагались, и строители, чтобы стены не выглядели столь удручающе глухими, лишь условно обозначили их декоративными карнизами: только в гетто жилые строения столь престранным и невежливым образом обращены друг к другу спиной.

Тщетно ломал я себе голову, пытаясь сообразить, что же это за диковинное сооружение, внутренние помещения которого представляют собой такие лишенные дверей затворы - не то монашеские кельи, не то тюремные камеры. Быть может, одна из заброшенных башенок греческой церкви? Или же какая-нибудь неизвестная мне пристройка Старо-новой синагоги?

Да нет, как будто не похоже...

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги

Ад
Ад

Анри Барбюс (1873–1935) — известный французский писатель, лауреат престижной французской литературной Гонкуровской премии.Роман «Ад», опубликованный в 1908 году, является его первым романом. Он до сих пор не был переведён на русский язык, хотя его перевели на многие языки.Выйдя в свет этот роман имел большой успех у читателей Франции, и до настоящего времени продолжает там регулярно переиздаваться.Роману более, чем сто лет, однако он включает в себя многие самые животрепещущие и злободневные человеческие проблемы, существующие и сейчас.В романе представлены все главные события и стороны человеческой жизни: рождение, смерть, любовь в её различных проявлениях, творчество, размышления научные и философские о сути жизни и мироздания, благородство и низость, слабости человеческие.Роман отличает предельный натурализм в описании многих эпизодов, прежде всего любовных.Главный герой считает, что вокруг человека — непостижимый безумный мир, полный противоречий на всех его уровнях: от самого простого житейского до возвышенного интеллектуального с размышлениями о вопросах мироздания.По его мнению, окружающий нас реальный мир есть мираж, галлюцинация. Человек в этом мире — Ничто. Это означает, что он должен быть сосредоточен только на самом себе, ибо всё существует только в нём самом.

Анри Барбюс

Классическая проза