Производные счастья

Он толкнулся в нее — раз, другой, третий, содрогаясь от удовольствия, и Нара задрожала, выгнулась навстречу, изумленная и обезумевшая. Никогда прежде ей не доводилось испытывать такого острого, бесстыжего наслаждения. Он словно ворвался в самую ее душу — и разбередил, растревожил, задевая за оголенные нервы, о существовании которых она и не догадывалась. Он брал её жестко, беспощадно, с отчетливым, хлюпающим звуком, удерживая её руки за запястья. Нара стонала уже в голос, неистово подаваясь навстречу, а он блаженно улыбался. Все ее тело звенело и полыхало от сладострастия, и требовало больше, и больше, и больше, и резче, сильнее, глубже, хотя глубже казалось уже некуда. В какой-то момент он замер, отпустив запястья и сдавил груди, лаская соски, одновременно впиваясь губами в шею. Нара запрокинула голову, хватая ртом воздух, чувствуя, как он трется об нее — весь внутри и потянулась рукой вниз. Он мгновенно среагировал — накрыл ее ладонь своей и направил. Их пальцы перепутались, настойчиво поглаживая, надавливая, дразня, и перепачкались в горячей влаге. Нара просительно застонала — и он снова толкнул бедрами. Рывок, еще рывок, и еще… Наслаждение ударило в позвоночник, точно взорвавшийся вулкан, и расплавленной лавой растеклось по мышцам и она закричала, пресыщенная, переполненная до краев ошеломляющим блаженством, и низкими, рваными стонами Северинцева, и грубыми, похожими на агонию, толчками его плоти, и его спермой, и потом, который уже градом катился по намертво слипшимся, сплетенным телам.

…Оргазм схлынул, и она опомнившись, закрыла лицо руками, пряча пылающее от стыда лицо.

— О боже! Что мы… что вы…

— Ты ещё меня теперь Александром Николаевичем обзови, — в его голосе слышался смех и он отвел её ладони, наклонился и поцеловал долгим, влажным, ласковым поцелуем.

— Спасибо, девочка моя — прошептал он. В карих глазах светилась улыбка и благодарность — настоящая, искренняя благодарность!

Он подал ей руку, помогая подняться.

— За что? — Нара села, запахивая халат.

Ничуть не стесняясь, он привел себя в порядок.

— Ты знаешь, что такое сексуальная обсессия?

— Нет.

— Я тоже раньше не знал.

— Это что, болезнь?.

— Угу. Вид одержимости. Желание можно удовлетворить и забыть до поры до времени, а обсессия — это одержимость, когда не можешь успокоиться… Навязчиво думаешь об одном и том же… Безостановочное желание. Я чуть не умер без тебя.

— Тогда твоя обсессия имеет инфекционную этиологию. Я все выходные о тебе думала. Пока ты гулял где-то.

— Правда? Ты моя хорошая! Впервые в жизни рад слышать об инфекции. И я не гулял, я пытался бороться.

— Получилось?

— Нет.

— Это было потрясающе!

— Хм. Ты не сердишься? Со мной такого не было… никогда не было.

— Нет. Чаю хочешь?

— Тебя хочу. Снова.

— А как же работа?

— Я и забыл. Давай свой чай.

— Только сначала в ванную.

— Разумеется, — он чмокнул её в нос, — беги.

Уже через пятнадцать минут Нара металась по кухне, и пока он был в ванной, накрывала на стол со счастливой улыбкой от уха до уха.

Вернувшись, он снова попытался её поцеловать, но она не позволила, напомнив, что его ждут и он, торопливо выпив чашку чая, помчался в клинику.

Он уже был на лестнице, когда её взгляд упал на сиротливо валявшийся на полу кейс, сброшенный ими со стола.

— Александр Николаевич, вы кейс забыли, — крикнула она, высунувшись в пролёт.

— Вечером заберу, Нара… Андреевна.

* * *

Нара закрыла дверь и подошла к зеркалу. Из которого, на неё посмотрела раскрасневшаяся, совершенно счастливая мордашка с блестящими глазами, припухшими от поцелуев губами и спутанными волосами.

«Ну и что мы тут стоим и глупо улыбаемся? — голосом строгой мамочки сурово спросило подсознание. — Только что тебя бесцеремонно трахнули в прихожей на бабкином столе даже „здрасьте“ не сказав. А ты тут стоишь и лыбишься».

— И что?

«Как это „что?“ По всем законам сопливых мелодрам, ты уже должна быть по дороге в полицию, и размазывая по щекам слёзы, обдумывать первую фразу возмущённого заявления».

— Серьёзно? Видимо я не такая продвинутая в плане мыльных опер. Меня всё устраивает. Секс был просто улётным и я ни о чём не жалею.

«И тебе не стыдно?»

— Ни капельки!

«Ну и правильно! — вдруг милостиво согласилось подсознание. Жизнь одна, девочка. Такие мужчины как он на дороге не валяются. А второго шанса может и не быть».

Придя к согласию с собственным «Я», она ещё чуть-чуть полюбовалась на счастливую мордочку в зеркале и пошла рыться в аптечке, в которой должны были заваляться противозачаточные таблетки.

* * *

— Можно войти? — Маша робко заглянула в кабинет старшей медсестры детской реанимации.

— Конечно, Машенька. Проходите, — доброжелательно улыбнулась Юлия Сергеевна — миловидная блондинка средних лет. — Мы вас ждём, — она глазами указала на пожилую махонькую, кругленькую как колобок женщину. Знакомьтесь — Валентина Николаевна, наша сестра — хозяйка, и ваш непосредственный начальник.