Производные счастья

В ответ раздался такой восторженный визг, что ему пришлось отнести телефон подальше от уха чтобы не оглохнуть.

— Эх, Манюня. Дурёха ты моя мелкая! — смеясь сказал он, — жди! Вернётся скоро подружка твоя.

* * *

Северинцев добрался до своего кабинета и рухнул на диван. Шею и спину ломило от многочасового напряжения, ноги отваливались, а ещё он злился на себя. На то, что едва не потерял контроль над ситуацией, притащив с собой то, что просто обязан был оставить за стенами операционной. И теперь на все лады мысленно материл себя за минутную слабость. Когда ему всё же удалось предотвратить трагедию и вытащить Еву, он уже принял решение. Возможно оно было не самым справедливым, зато позволяло радикально решить проблему и он был полон решимости пойти к своему старому учителю и всё ему объяснить. И оставалось только надеяться, что Семёныч его поймёт. Вот только немножечко отдохнёт и обязательно сходит. Обязательно!

Он потёр шею, разминая затёкшие мышцы, нашёл пульт, включил телевизор и попал на «Россию-спорт».

Там корреспондентка брала интервью у его земляка хоккеиста Станислава Косогорова, чей автограф до сих пор висел на почетном месте в его маленькой комнатке в квартире родителей.

Рядом с Косогоровым сидела его супруга Виктория. Знаменитый хоккеист с такой любовью и нежностью говорил о своей семье, что Саня невольно заслушался. И понял, что для этого человека самое главное в жизни не его спортивная карьера, кубки Стэнли, олимпийское золото, а эта хрупая красавица-блондинка и его уже взрослый сын. Слушая откровения знаменитости, Северинцев понимал, что тот прав. Что карьера конечно дело хорошее, но как же это наверное здорово, когда дома тебя ждут не пустые стены, а любящая женщина и твой ребёнок.

Ребёнок… Маша… Он ещё не знал результаты теста, но почему-то именно сегодня, после общения с ней, понял — Маша его дочь. Это было как откровение, пришедшее откуда-то свыше. И пусть женщина подарившая ему это чудо была не самой лучшей на свете, но в глубине души он был ей благодарен.

… - Эй, Сань, ты там живой? — в двери просунулась довольная физиономия Володьки, выводя его из размышлений, — говорят ты сегодня невозможное совершил. Да Грабишевский тебе теперь памятник при жизни поставит.

— Да уж. Если бы он знал все детали, Вова, он бы меня по грудь в землю закопал и краской бронзовой покрасил. Живого. Я чуть не потерял ребёнка!

— Но ведь не потерял же. Так что можно праздновать победу.

— Посмотрим. После операции прошло ещё слишком мало времени. Так что я пока погожу бить в барабаны.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — Волков с чувством поплевал через левое плечо, — у тебя золотые руки, Сань. Я даже не сомневаюсь, что малышка теперь будет жить.

— Дай-то Бог. Ну хватит уже юлить. Говори.

— Я лучше покажу. Вот держи, — Володя протянул ему бумагу, — что скажешь?

— Мда. А ты знаешь, Вов, я ещё до твоего прихода знал, что тест положительный.

— Серьёзно? У тебя прорезались способности к телепатии?

— Нет. Открылись глаза.

— Ну… я даже не знаю, что сказать. Честно говоря, я думал, ты отреагируешь иначе. Начнешь опять возмущаться и всё такое.

— С утра я тоже так думал. Пока не встретил её рыдающую в переходе. И почему- то именно там, понял, что это правда!

— И что ты теперь собираешься делать? Скажешь Маше?

— Не знаю. Наверное, нет.

— Но почему?

— По многим причинам.

— Север, ты что — идиот? Какие ещё к херам причины? У тебя появилась дочка! Красавица! Умничка! А ты придумываешь какие-то причины. Совсем сдурел да?!

— Вова, пойми меня. Я пока не готов к таким переменам в своей жизни. Ребёнок — это большая ответственность…

— Да чёрт бы тебя побрал! Машка тебе что — грудным младенцем досталась? Да, это ответственность, но ведь и ты не неопытный вьюноша. Ты вполне справишься с отцовскими обязанностями. К тому же не тебе говорить об ответственности. Ты каждый божий день держишь в руках не по одной человеческой жизни.

— Вова!

— Что «Вова»? Северинцев, вот признайся мне как на духу. Ты просто боишься!

— Да! Да я боюсь. Боюсь её возможной реакции. И потом, Ирка конечно та ещё штучка была, царствие ей небесное, но мне почему-то кажется, что сказать Маше о том, что я её отец, будет не самой лучшей благодарностью женщине.

— Б…ь, Северинцев, ну ты и дурак! — с чувством выплюнул Вовка, — Просто фантастический дурак! Тебе не кажется, что ты поздновато начал заниматься самокопанием? Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? Ирке уже давно без разницы, что о ней дочка подумает, им там — он ткнул пальцем в потолок, — вообще ничего не надо. А Бог давно простил её грешную душу. Тебе о Маше думать надо! У тебя дочь сирота при живом отце, а ты тут ломаешься как дешёвая печенюшка.

— Да при чём тут это, Вова! Я же не отказываюсь. Буду помогать ей, чем смогу, но признаться ей я пока не готов. Извини. Не сейчас.