Производственный роман

Грубо, в свойственной другим спешке, он разодрал луковицу, часть ее съел «на месте», несколько развалившихся кружков положил на сало, а их (положил) на домо. Стал уплетать. Остальные или еще только собирались, или, уже сидя у костра, по-любительски свешивали прутья в огонь. «На углях, только на углях». Объединяло их одно: они не ели. Мастер стоял на заднем плане, у ржавой ограды и, торопливо глотая, запихивал сало в себя. Диссонирующее явление, достойное ситуации. «Нет ничего обиднее, друг мой, чем есть сырое сало во время жарки сала. Нет ничего обиднее… С этим может сравниться разве что чай с сахарной пудрой».

А его дыхание! Ну и воняло от гиганта мысли, Боже, Боже мой!..

— — — — —

На все решающий матч можно попасть двумя способами: Vи ^.(«Хеппи-энд отбрасывал тень. Большую, черную тень».)

— — — — —

Игра была еще в разгаре, но результат был уже предрешен. Беготни, конечно, хватало. Сам мастер тоже, хотя мяча у него не было, «помчался», не сломя голову, но, возможно, зря, дав место Второму Связующему, который это затем — мастер хорошо его знает — без колебаний его обнаружил и (плавной дугой) побежал по стылому следу мастера: какой же господин Чучу, у которого в тот момент находился мяч, сделал вывод: остается крайне неясным. Но еще до того, как разгорелись отчаяние и надежда, защитник, от полной безысходности, пнул Эстерхази. Куда, мог бы спросить посторонний; но пишущий эти строки подразумевает некоторую осведомленность.Гротескная сцена! Он, тот самый, что, коротко и неуклюже споткнувшись, грохнулся на шлак и, чтобы умалить смехотворность — говорю без обиняков! — падения, выставил обе руки вперед, чтобы почти уже казалось, что на голых ладонях тут и там расходится кожа (и туда «тотчас же» «дерзко устремляется» «прекрасный шлак»), однако затем, когда через какое-то время и из какого-то неизвестного места появились ноги°, по крайней мере одно предплечье пошло вперед, его или сразу же накрыла грудная клетка, или сначала тело перевернулось по касательной: так или иначе: несколько ран на локте потом кровоточило.

° В угоду неумехе-читателю вставлю здесь маленькую историю, не в качестве сноски на полях,хотя, ей-богу, как раз сейчас это более соответствовало бы стилю, маленькую историю, которая характеризует не только мастера, но и мир. Случилось все так: встречаемся мы как-то где-то — неисповедимы пути духа! — думал я угодить ему и разыскал «пушечные выстрелы и девственниц в белых балахонах», по крайней мере, они таковыми назвались, а повода для сомнений у меня не было. Я никогда не намекал ему, даже осторожно, на Jus primae noctis. [103]Он, однако, пуритански их отверг. «Друг мой, успокойтесь. Я сейчас здесь как частное лицо. Так что не дрожите как осиновый лист». Он задрал ногу и стал вращать ею у щиколотки. Та издавала своеобразный звук, как будто в каждом отдельном случае все кости в ней раскалывались на мелкие кусочки. «Это произошло на матче «Данувии»… Мне пришлось выйти из игры… Сразу же после хруста…». Я с подобострастием — «друг мой, уместен ли этот нарциссизм, как я прочел у графини Хан-Хан?» — с подобострастием слушал его. Какие подробности, какие подробности! Однако тогда он вдруг убрал ноги, подогнул под себя, так рьяно и с поспешностью, как будто рассердившись, причем на себя, за то, что слишком «выдал себя» — «ха-ха-ха: издательство «Магветэ»! вот именно!» — и энергичным жестом схватил стакан с кампари.(«Друг мой, — обратился он ко мне в один из последних дней, к тому времени, как уже были подготовлены дерзкие горы копирок и листов бумаги, — друг мой», — спросил он дрожащим голосом, и сердце его при этом объял холодный ужас.«Цыц», — сказал я с почтением, сам тоже рассматривая бумаги.Ибо воистину я являюсь его ограничителем, но его, как вешние воды, перехлестывает через меня. Его плоть и кровь!Бедненький мой.)

Поговорим о чем-нибудь другом. Он повернул красивый стакан к свету. «Мы всегда говорим о другом». — «Эффектно». Однако вместо неловкого молчания последовала лавина мыслей. «Помните,друг мой, во время войны бомбы так и падали, у-у-у-у, ш-ш-ш, бум-м-м, и кто-то крикнул: наши!и в воздух полетели обтрепанные солдатские пилотки и гражданские головные уборы!» Конечно, атмосферное давление… «Какое, к черту, давление. Эх-х-х, вы… Не атмосферное давление: праздник!»Стакан с кампари запотел от холода. «Вот видите, я, когда приземляюсь легким ударом ног друг о друга или путем иной, случается, более грубой затеи, то, как только из неизвестного места появляются ноги, почти восклицаю: наши!И это чувство не зависит от того, внутри шестнадцатиметровой произошел случай, снаружи или в точности на линии».