Производство пространства

К этой истине также примыкает и подключается мощное положение Ницше: «Но пусть это означает для вас волю к истине, чтобы все превратилось в человечески мыслимое, человечески видимое, человечески чувствуемое! Ваши собственные чувства должны вы продумать до конца!» («Eure eignen Sinne sollt ihr zu Ende denken»)[174]. Маркс в «Рукописях 1844 года» писал о чувствах, которые должны стать теоретиками. Революционный путь человека и героическая дорога сверхчеловека сходятся на перекрестке пространства. Сливаются ли они? Это уже другая история.

VII. Выходы и выводы

VII. 1

Через все вышеприведенные разборы и толкования красной нитью проходит один вопрос. Он звучит так: «Каков способ существования социальных отношений?»

Так называемые общественные науки изначально не ограничивались описанием «сущностей» по образцу философии: «субъекта» и «объекта», общества «в себе», взятых по отдельности индивида и группы. Они, подобно всем прочим наукам, изучали отношения. Но где пребывает отношение, когда оно не актуализовано в строго определенной ситуации? Каким образом оно ждет своего часа? В каком оно находится состоянии, пока не воплотится в конкретном действии? Расплывчатая отсылка к глобальной практике дает весьма неполный ответ на этот вопрос. Анализ не может ограничиться констатацией связи данного социального отношения с определенной формой, ибо форма как таковая пуста: чтобы существовать, ей требуется содержание. Отношение нельзя связать и с определенной функцией – для исполнения функции нужны объекты. Даже структура, объединяющая элементарные единицы внутри множества, требует, с одной стороны, множества (целого), а с другой – единиц. Следовательно, аналитическая мысль сама отсылает к элементам и сущностям, исключенным ею из рассмотрения: «субъекту» и «объекту», бессознательному, глобальной практике.

Безусловно, не существует отношений без их носителя, но как «функционирует» носитель? Понятие «материального субстрата», под которым у историков и социологов понимается население или предметы быта, не дает ответа на этот вопрос. В чем состоит отношение «носителя» с отношением, которое он несет, которое он переносит? Усложнив вопрос, сформулировав его «в квадрате», мы не приблизились к ответу, но показали сложность вопроса. Теоретики Логоса и языка (в том числе и Гегель, и Маркс) прекрасно осознавали эту сложность; без языка не существует ни мысль, ни рефлексия, но сам язык не существует без материального носителя: смыслов, ртов и ушей, колебаний воздуха, голосов, артикулированной передачи знаков. Этот факт можно истолковать в двух противоположных смыслах. По мнению одних, в том числе Гегеля и, по-видимому, Маркса, эти «условия» реализуются, поскольку «выражают» предсуществующее рациональное начало. Для других, напротив, смыслы и знаки не «выражают» ничего; они произвольны и связаны в последовательность исключительно по принципу индуцированных различий в соответствии с условным правилом. Теория произвольности знака заходит в этом смысле так далеко, что подрывает сам язык; приходится восстанавливать в правах носитель – тело, его влечения и т. д.

Отсылка к предсуществующему, субстанциальному, вечному Логосу не дает ответа: вопрос стоит шире. Гегель и Маркс в своем анализе приходят к необходимости выделить категорию «не вещных вещей», конкретных абстракций: для Гегеля это понятие, для Маркса – товар. Вещь (для Маркса – продукт общественного труда, предназначенный для обмена и обладающий в этом качестве двоякой, потребительной и меновой стоимостью) содержит и одновременно скрывает в себе социальные отношения. Она выступает их носителем. Тем не менее в рамках марксистского анализа вещь в своем товарном качестве перестает быть просто вещью. Оставаясь вещью, она вместе с тем становится «идеологическим объектом», перегруженным значениями. Будучи товаром, она разлагается на отношения, то есть обладает только абстрактным существованием; возникает даже искушение видеть в ней только знаки и знаки знаков (деньги). Иными словами, проблема носителя не может быть решена до конца за счет постоянного присутствия материального.