Произвольный этос и принудительность эстетики

го говоря, здесь уже речь идет не столько о деятельности-ради-ДРУТОГО, сколько о бытии-ради-ДРУГОГО. Вопрос, о котором здесь постоянно заходит речь и к ко­торому после многообразных попыток, в виде как бы сужающихся кругов, я вновь приступаю, чтобы ответить на него в какой-то мере систематически, звучит в изме­ненной форме следующим образом: как возможно то, что человек, живя ради своего Я, т. е. ради эстетическо­го, может одновременно существовать и действовать ради ДРУГОГО; или: как получается, что желаемое кон­вертируется в долженствование. Чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно, прежде всего, тщательнее рассмот­реть мотивации и цели деятельности, а также их осно­вания. Нужно показать, что вовлеченность, которая была terminus для того, чтобы эстетическую, мета-физичес­кую прибавочную деятельность конкретизировать в оп­ределенную, ориентированную на успех, прибавочную деятельность, становится самостоятельной длительной вовлеченностью, долговременным аффицированием и в этом статусе определяет человека в его деятельности. Деятельность предполагает основание, потребность действовать, а цель состоит в удовлетворении этой потреб­ности. Поэтому только от рода потребности зависит, нуж­дается ли деятельность, удовлетворяющая потребность, в обращении к миру и в какой мере, каким образом, т. е. нуж­но ли что-то изменять в мире. То, чем потребность удов­летворяется, представляет для действующего ценность, а определенные вещи в мире со стороны таких физичес­ких потребностей, как секс, голод, жажда, имеют цен­ность в функции их способности удовлетворять эти по­требности: женщина, кусок хлеба, глоток воды. Они об­ладают инструментальной ценностью в аспекте удовлет­ворения этих потребностей, и как только произойдет копуляция, утолятся голод и жажда, они потеряют свою инструментальную потребительную ценность. Как по-

[124]

требительные ценности они будут безразличными че­ловеку до тех пор, пока потребности не возобновятся.

Но деятельность человека определяется не только фи­зическими потребностями воспроизводства, самосо­хранения, защиты от непосредственной внешней угро­зы. Как существо, которое может скучать, человек име­ет мета-физическую потребность, превосходящую си­юминутные физические потребности и побуждающую его к чему-то большему, чем их удовлетворение. Эту потребность мы определяли как предпосылку, a priori всякой прибавочной деятельности: от игры и целеориентированных действий до этических поступков. Ску­ка означает способность людей опережать себя во вре­мени и желание избавляться от времени, которое пред­видится слишком затянутым. Я способно духовно опе­режать как самого себя, так и мир в его бытии и станов­лении. Поскольку человек не только чувственно воспринимает мир в его сиюминутной данности и пси­хически аффицируется этим восприятием, что вызы­вало бы очень примитивные реакции (например, упо­мянутое бегство от демонов), но способен также духов­ным видением представлять мир в его будущем, в его возможностях" и еще быть аффицированным этими представлениями, постольку его задевает расхождение между действительно воспринимаемым миром и воз­можным, представляемым. Это расхождение, противо­речие придает конкретность мета-физической приба­вочной деятельности. Вследствие представления о луч­шей действительности может провоцироваться негатив­ное восприятие существующего мира и недовольство им, так что одно лишь представление о дворце вызывает у человека недовольство хижиной, в которой он счастли­во жил до сих пор.

Озадаченный миром человек действует не ради удов­летворения возникающих физических потребностей,

[125]