Прокачаться до сотки 4

— То есть это ты? — удивлённо приподнимаю бровь. — Ни Листик, ни Балагур, а именно ты?

— Именно я, — оборачивается на груду тел у стены, и шумно сглотнув, ещё раз смачно, с размаху бьёт кулаком в зубы Черену.

Тот заваливается, из сидячего положения, на бок и со стоном выплёвывает передние зубы.

А Марик громко выдохнув, выдаёт:

— Виноват.

— Да вы чо охренели?! — взвываю благим матом. — Черен, падла, ты мне татарина поломал!

— Ничего, побуду немного русским, мне можно, — сплёвывает Хан. — Давай уже Лаки воскресим. Или я эту сволочь насмерть забью.

— Эй, я как бы тоже хочу поучаствовать! — как примерный ученик вскидывает руку вверх Балагур.

— И я? — поддакивает Листик.

— А ну молчать! — аж ножкой притопываю от бешенства и, ухватив Марика за грудки, сурово интересуюсь: — Хан, братишка, какого хрена?

— Виноват, — отводит глаза.

Так, с этим всё понятно. Моему другу просто стыдно, за срыв. У Хана личина такая. Суровый воин — которого ни что не способно поколебать. Да, иногда, эта маска даёт трещину, и в нём просыпается мамина кровь. И, как известно, эта прекрасная женщина умудряется держать под каблуком его не менее сурового батю. А отец у него кремень мужик, недаром же моему отцу по душе пришёлся.

Вопрос. Что же вывело из себя этого невозмутимого парня? Ответ нашёлся буквально сразу. Стоило только подойти к телу Лаки.

На правой руке лишь один большой палец. Остальные оторваны. Не отсечены, а именно оторваны. На той же стороне, нет глаза и уха. Да и кожи тоже. Сплошное месиво. Вместо левой ступни, лишь ошмётки плоти… А в дыре на животе виднеются кишки. Левая рука крепко стискивает рукоять мифрилового ножа. Лезвие не выдвинуто, чтоб удобней в тесноте орудовать. Мать моя — майор госбезопасности! И он в таком виде дрался?

— Хан? — вопросительно смотрю на друга.

— Виноват, — отводит глаза.

— Так я тебя и не виню, — присев на корточки достаю свиток воскрешения. — Пальцев нигде не видно?

— После того, что вы тут устроили?

— Тоже верно, — сглатываю подступивший к горлу комок. Только сейчас до меня доходит, что творится вокруг. Тут же взрыв-алхим взрывали ни много, ни мало. Это даже если упустить из внимания, что тут поработал нож Лаки и топор Локи. Хотя нет, уже мой топор.

Использую магию. Тело окутывает тусклое сияние, раны затягиваются, ступня отрастает, но на пальцы руки и воскрешение заряда не хватает. В ход идёт второй свиток.

— Живы! — лицо Лаки озаряет счастливая улыбка.

— А ты сомневался? — встав протягиваю руку, чтоб помочь подняться.

— Прости, сложили меня, — опускает взгляд.

— Забей, ты дрался, как лев, — скалясь во все зубы, хлопаю товарища по плечу. — Нет, лев это фигня. Как тигр уссурийский, а он говорят, даже медведю лещей насовать может.

— Только Лиде не рассказывайте, — смотрит на Балагура.

— Эй, ты это! — Вовка возмущённо вскидывает палец вверх. — Я что совсем дурак, что ли? Конечно, никто не расскажет… правду. А вот как ты героически, — закатывает глаза, — завалил тридцать бандитов.

— Сколько? — Лаки осматривается вокруг и, оценив бардак, брезгливо морщится.

— Ну ладно-ладно, — Балагур примирительно выставляет перед собой руки, — пусть будет сорок.

— Мажор, скажи ему. Не надо её расстраивать. Незачем ей знать, что меня завалили.

— Надо, — качаю головой. — Ты конечно красавчик, и у тебя теперь один ботинок, но ты сдох. А значит должен быть наказан. Чтоб неповадно было.

— Я исправлюсь! — смотрит глазками котика из мультика.

— Голосуем, — решаю поиграть в демократию. — Кто за то чтоб растрепать всем о героической битве Лаки, прошу поднять руки. О, единогласно!

— Но я против! — возмущается Саня.

— Всё поздно, — рублю воздух рукой. — Надо было раньше возражать, а теперь момент демократии закончился, возвращаемся к военной диктатуре.

— Я бы даже сказал тирании, — поддакивает Балагур.

— А я тогда сообщение тебе не передам, — шаркнув босой ногой по кровушке разлитой на полу, Лаки слегка теряет равновесие, но быстро возвращается в вертикальное положение.

— Какое?

— Может, лучше спросишь от кого? — ехидничает этот паразит.

— Да мне вовсе не интересно, — гордо отворачиваюсь.

— Тебе интересно-о-о. Оче-е-ень!

— Нифига!

— Ох, а какие у девушки буфера-а-а. Нет, я то мужчина женатый…

— Мажор, да хрен с ним с этим наказанием. Давай послушаем! — тут же встревает Балагур.

— А может, я не хочу, — пытаюсь сопротивляться.

— Хоче-е-ешь! — не сдаётся Лаки.

— Мажор, так буфера же! — поддакивает Вован.

— Хан? — в надежде на подсказку обращаюсь к ухмыляющемуся татарину.

— Компромисс, — пожимает плечами мой зам.

— Хорошо, — киваю. — Рассказываем, что ты погиб, но молчим о том, что тебя чуть ли не расчленили, что тебя ломало от боли при каждом ударе стеком. Не рассказываем о том, что ты махался левой рукой, потому что у тебя не было пальцев на правой. Молчим о том, что из дырки на животе выпадали кишки.

— Ты всё равно такого не станешь рассказывать девушке, — прикусывает губу Лаки.

— Я нет. А вот Балаг-у-ур…

— Ладно, замётано. Но тогда просто погиб и без подробностей.