Прокаженные

- Ты скажи мне: была она у тебя в то время или не была? — повторил свой вопрос Басов.

Тогда человек отодвинулся от него.

- И чего ты ко мне липнешь?! — крикнул он нетерпеливо, загораживаясь штанами. — Чего ты привязался ко мне? Да мне, брат, все равно — была она у меня в то время или не была… Мне, брат, нечего с тобой разговаривать.

Этот ответ словно ударил Басова по лицу. Он схватил человека за шиворот рубахи и тряхнул:

- Нет, ты мне скажи, ты не увертывайся, — загудел он, — я спрашиваю тебя еще раз: был ли ты болен тогда или нет?

Находившиеся в бане окружили Басова. Кто-то сказал:

- Чего ты добиваешься от него? Он седьмой год живет здесь — Коваленко-то, а ежели так, то значит — и тогда был болен, ясно. Сколько лет ты в лепрозории, Коваленко?

- Скоро семь. Басов отошел от него.

- Мне это и надо знать, — сказал он угрюмо и, тяжело усевшись на скамью, принялся копаться в белье. Он волновался. Кургузкин замечал, как надевал он грязную рубаху, потом снимал ее и надевал чистую. Кургузкин видел, как тряслись его губы, и ему захотелось вмешаться:

- Нельзя вам так беспокоиться, Сидор Захарыч, оставьте его.

Но Басов не слушал его разговоров.

- Значит, это ты облагодетельствовал меня? — снова зловеще спросил он.

— Теперь я вспомнил, как ты возил мне из города продукты, резал барана, харчился на моей кухне.

- Откуда ты знаешь, — возразил Коваленко, — что это — я тебя? А может ты меня?

- А может быть, — не ты его и не он тебя, а судьба, — послышался чей-то спокойный голос.

- Не я его и не судьба, а он меня, — сурово возразил Басов.

- Э… э… да что там говорить, — продолжал тот же голос, — ты — его, он — тебя, разве кто виноват во всем этом?

- Виноват, — оборвал Басов, — виноват потому, что подл был, не сказал о своей болезни, надо было сказать, я бы знал. За такую подлость убивать надо.

В раздевальне стало тихо.

- А ежели я не знал? — заговорил вдруг Коваленко. — Ежели мне самому была неизвестна боль моя?

И опять голос неизвестного человека произнес:

- Судьба.

- Не судьба, а темнота человеческая, — возразил ему кто-то.

Но Басов, очевидно, не слышал этих замечаний. Он поднялся и, обращаясь в сторону, где одевался Коваленко, произнес:

- Казнить таких надо.

- Ого! — послышался чей-то новый голос.

- Публично казнить, пусть все смотрят, — настаивал на своем Басов.

- За что? — спросил кто-то.

- Пусть люди имеют понятие, — продолжал он.

- Пока они темные, не будет понятия, — снова возразил человек, спросивший — "за что?".

Басов оделся и вышел. Вслед за ним поплелся Кургузкин.

В тот день Сидор Захарыч был мрачный. Он ни с кем не разговаривал и ничего не ел. На следующее утро он вынул из корзины новый костюм, долго и тщательно одевался, так же тщательно расчесывал свои волосы и, ничего не сказав Кургузкину, отправился на здоровый двор, к доктору Туркееву.

Он долго ждал его у дверей амбулатории и, дождавшись, подошел к нему.

- Что ж, вы, батенька мой… совсем молодцом, — сказал Туркеев, — только бросьте вы свои мази.

- Як вам по делу пришел, — сказал Басов.

- На побывку хотите? Что ж, вот посмотрим еще недельки две, тогда можно и поехать, — И не о побывке я хочу спросить вас.

- В город, что ли, хотите?

- Я хочу, доктор, рассказать вам вот о чем: я нашел своего заразителя.

Он здесь, в лепрозории, раньше и в голову не приходило, что это он меня.

- Кто ж это? — насторожился Туркеев.

- Коваленко.

- Да, у нас есть такой больной. Так что же вы хотите?

- Я хочу, доктор, узнать, какое наказание полагается такому человеку?

- Вот тебе на, какое ж наказание? Почему наказание?

Басова начинала беспокоить непонятливость доктора, и он мрачно, повысив голос, сказал:

- А разве таких не полагается предавать суду?

- Суду? Что вы, батенька? Какому суду? За что?

- За то, что погубил человека. Он погубил меня на всю жизнь, — лучше умереть, чем жить так.

- При чем же он тут? — еще больше удивился доктор. — Разве он хотел этого? Разве он умышленно заразил? Разве он виноват?

- Виноват.

- Ну, батенька, это уж, простите, это — глупость. За это людей не наказывают. И судить его никто не будет. Это — несчастье. А если вы кого-нибудь нечаянно заразите, значит, и вас надо судить?

Смущенный и недоумевающий Басов вернулся домой. Он долго, отсиживался на своей койке, и тщетно Кургузкин пытался выяснить причины столь тяжелого настроения своего благодетеля.

Время от времени Басов проявлял чрезвычайную подвижность: он вставал с койки и принимался шагать по комнате, как зверь в клетке, которому не принесли в назначенный час еду. Он ронял отрывисто фразы, внезапно останавливался и снова принимался ходить. Кургузкин не понимал, для чего его благодетель надел новый костюм и что вызвало у него такое возбуждение.

- Если так, — вдруг сказал Басов, останавливаясь перед Кургузкиным, — то я знаю, как быть… Я, брат, найду управу и спрашивать их не буду.

Эти отрывистые фразы окончательно озадачили Кургузкина.

— О чем это вы говорите, батюшка? — спросил он несмело.

- Молчи!