Майлс бросил салфетку и гневно на него воззрился.
— Надеюсь, что дело действительно важное. Как видите, у нас сегодня семейный праздник, и всякие помехи мне неприятны. Так почему же вы вломились в мой дом?
Ярдли протянул ему свернутый в трубку пергамент:
— Это ордер на арест вашей дочери Дианы Грейсон.
Граф приподнял брови и засмеялся.
— В самом деле?
Он повернулся к изящной блондинке, сидевшей справа от него.
— Диана, что ты такое натворила? Снова скупила все содержимое местной галантерейной лавки? Анжела, смеясь, покачала головой:
— Глупости, папа! Мы только что приехали. Я еще и вещи не разложила, какие там лавки! А потом, какое преступление в том, чтобы тратить деньги?
— Очень серьезное преступление, если ты тратишь больше положенного тебе содержания и разоряешь этим отца! — усмехнулся Майлс. — Но теперь ты — замужняя женщина и будешь тратить деньги мужа, а не мои. Не так ли, Уинстон?
Лайэм в синем сюртуке с гладко причесанными волосами робко улыбнулся, подергивая шейный платок:
— Да, милорд.
— Папа, не дразни Уинстона, — Анжела нежно погладила Лайэма по руке. — Мы только час как женаты, а ты уже наговорил ему бог весть чего о моих дурных привычках. Не беспокойся, Уинстон, я стану хорошей женой и научусь экономить.
Ярдли, с раскрытым ртом наблюдавший за этим обменом шуточками, внезапно обрел способность говорить:
— Н-н-но эта молодая особа — не ваша дочь Диана Грейсон.
Майлс нахмурился:
— Это не кто иной, как она. Он взял Анжелу за руку:
— Видите это кольцо с фамильным гербом? Диана моя дочь. Это доказывают и счета этой прелестной девицы, которые я оплачивал последние двадцать лет.
— Майлс, в этом нет ничего смешного, — вмешалась Кэтрин. — Главный констебль прибыл к нам по делу, а ты с ним шутки разыгрываешь. — Она снисходительно улыбнулась Ярдли. — Извините моего супруга, но боюсь, что вино, выпитое им по поводу свадьбы нашей дочери, ударило ему в голову. Что это за вздор об ордере на ее арест?
Ярдли вертел в руке свернутый в трубку пергамент.
— Три дня назад ко мне явилась молодая особа, назвавшаяся вашей дочерью леди Дианой Грейсон. Это была высокая красивая девушка с темными волосами. Она была превосходно одета, а ее речь и манеры самого высшего тона. Мои люди сказали, что на дверцах ее кареты был герб Фоксвудов.
Майлс понимающе кивнул:
— Так вот почему наш экипаж нашли на заброшенном пастбище вчера вечером. Местные бандиты воспользовались им для своих гнусных целей. — Он повернулся к Джастину, сидевшему слева от него: — А ты еще говорил, что я напрасно уволил моего конюха. Пари держу, что он — один из этих мошенников, что терроризируют окрестности. А теперь один из них еще и порочит доброе имя моей дочери. Какое же преступление совершила эта особа?
— Не одно, милорд, но главные — похищение, покушение на убийство и помощь осужденному в совершении побега.
Кэтрин ахнула:
— Боже праведный! Какой ужас! — Она улыбнулась сидевшему рядом с ней священнику. — Простите, отец Каспер, за упоминание имени всевышнего при таких обстоятельствах. Я просто вне себя. Как могла молодая женщина совершить такое?
— Папа, я боюсь! — воскликнула Анжела. — Если кто-нибудь в Лондоне услышит о таких чудовищных обвинениях, моя репутация будет навсегда потеряна. Как тогда вы сможете устроить бал для нас с Уинстоном, если я окажусь отверженной и никто к нам не приедет?
Майлс погладил ее по руке:
— Не тревожься, детка. Я об этом позабочусь. Он встал и обратился к сидящим за столом:
— Продолжайте ужин, пока я поговорю с главным констеблем. Когда я вернусь, мы разрежем этот великолепный свадебный пирог и запьем его сверкающим вином, которое так любит моя девочка.
Майлс вышел в холл. Он слышал за спиной у себя поспешные шаги, но не обернулся, пока они с главным констеблем не оказались у парадной двери.
— Ярдли, я не знаю, как вы могли так легко дать себя одурачить, но я не потерплю, чтобы имя моей дочери трепали все, кому угодно, из-за вашей глупости.
— Но, милорд, все это звучало так правдоподобно. Она знала все о вашей семье. Быть может, она служит в вашем доме.
Майлс приподнял брови:
— Маловероятно. Вся моя прислуга — ирландцы, и они служат у меня давно. Единственное исключение — молоденькая горничная по имени Бриджет, маленького роста, с веснушками и мор-ковно-рыжими волосами. У нее такой ирландский акцент, что я сам иногда ее с трудом понимаю. Едва ли это могла быть она.
Ярдли переминался с ноги на ногу.
— Но, может быть, та женщина знала кого-то из вашей прислуги. Если бы я мог допросить слуг и обыскать дом…
— Ни под каким видом!
— Но, милорд, вы не понимаете…
— Нет, это вы не понимаете, — перебил его Майлс. — Вы являетесь в мой дом без приглашения во время свадебного ужина и портите моей дочери самый счастливый день в ее жизни своими возмутительными обвинениями. И если этот ордер не подписан самим королем, я попрошу вас покинуть мой дом.
— Но это еще не все, — настаивал Ярдли. — Кто-то прислал мне письмо на прошлой неделе, где говорилось, что ваша дочь похищена и ее убьют, если я не обменяю ее на одного из заключенных.