Проказница Амора (ЛП)

– Я зарезала мужчину, и, если бы у меня хватило смелости я бы отрезала ему член.

Он вздрогнул, его тело инстинктивно дернулось при картине, которую она описывала. Его челюсть отвисла, и все что он мог сделать это уставиться на нее.

– Да, я взяла нож и почти кастрировала моего третьего приемного отца. Он пришел в мою комнату однажды и изнасиловал меня. Я знала, что никто не поверит мне, если я доложу об этом – он был добропорядочным гражданином, его уважали в городе. Я знала, что он снова это сделает. Но была готова к следующему разу. – Амор слушал, затаив дыхание. – Когда он снова ко мне прикоснулся, своими грязными руками, я потянулась за ножом под подушкой и заколола его. Было не много крови. Только трусость спасла меня от того, чтобы отрезать ему член. Вместо этого, я ударила его ножом в живот. Он закричал, и моя приемная мать прибежала как раз, когда я сбрасывала его с себя. Я напугала и ее. А потом отмотала назад пленку на моем маленьком плеере. Я всегда пользовалась им в школе, чтоб записать своих учителей, но я держала его при себе потому что знала, что он мне пригодится однажды как доказательство. На записи моя приемная мать могла слышать то что он пытался со мной сделать. Я четко дала ей понять, что уничтожу их драгоценную репутацию если хоть один из них прикоснется ко мне или Эдди. И у меня было доказательство.

– Что случилось с этим ублюдком? – Если он еще жив, Амор был бы счастлив разобраться с ним. Он чувствовал, как ярость росла в его животе.

– Он выжил. Она вызвала скорую и сказала им то, что я ей велела: что ее муж спугнул грабителя и тот его пырнул. Я убрала все улики к тому времени как приехала полиция: выбила окно снаружи и спрятала окровавленную простыню. Конечно полиция не смогла найти парня, и конечно они старались разнюхать что к чему, но все, что им оставалось повестись на наше свидетельство. Они ничего не могли толком сделать. К тому времени, как он вышел из больницы, я увезла копию записи в безопасное место с инструкцией, как её обнародовать если что-нибудь случится со мной или Эдди.

– Безопасное место?

– В почтовую ячейку, которая находиться в одном из почтовых отделений в другом городе с подробной инструкцией как открыть ящик и отправить содержимое окружному шерифу, если что-нибудь со мной случится.

– А потом?

– Мне еще оставалось почти два года до восемнадцати лет. Те два годы с ними были похожи на ад, но он не прикасался ко мне, слишком боялся, что я исполню свою угрозу. Когда мне исполнилось восемнадцать я подала документы, на опекунство Эдди, и они поддержали мое заявление. На то время я работала на двух работах; чтобы нас прокормить. Они хотели, чтобы я ушла, поэтому помогли с опекунством.

Амор тяжело сглотнул. Как могла восемнадцатилетняя девушка взять на себя такую ответственность, пока пыталась совладать со своей болью? Как много она вытерпела?

– Как ты смогла остаться с ними после того, что он с тобой сделал? Почему ты не пошла в полицию?

– У меня не было выбора. Я не могла рисковать затяжным судебным следствием. Я заколола человека. На это ушли бы месяцы, чтобы доказать, что я действовала в целях самообороны. Я не могла рисковать, чтобы нас с Эдди разделили. Они бы отправили его куда-то пока длилось расследование. Нет, это было слишком рискованно. Мне нужно было остаться с Эдди. Это был единственный способ.

– А не рисковее ли было думать, что они тебе отдадут опекунство над братом? Господи, тебе было всего восемнадцать. – Каковы были шансы, что ее заявление тут же не вышвырнут?

– Как я уже сказала, мой приемный отец был уважаемым человеком, он знал нужных людей. Он потянул за кое-какие ниточки с судьей, вот как сильно он хотел, чтоб это все закончилось. Я была бельмом на глазу. Как только я стала опекуном Эдди, мы ушли. Мы много переезжали, пока не поселились тут в Сан-Франциско.

Амор заворчал. Он хотел, чтоб подонок истек кровью до смерти и не выжил. Он не заслуживает жить, он изнасиловал 16-тилетнюю девочку. И заставил ее – его милую Нину – пройти сквозь этот ужас. Он почувствовал, как его тело напряглось и застыло при мысли о желании убить мужчину.

– Теперь ты знаешь. Я совершила ужасное преступление, заколола мужчину, хотела убить его. Я сделала это умышленно. Я знала, что делаю и все же продолжила это делать.

Нина отвернула от него и спрятала лицо в подушке. Амор не знал, что делать.

Обнять ее? Оставить в покое? Почему он не мог чувствовать ее эмоции чтобы знать, что делать?

– Нина, мне жаль. – Амор не мог найти других слов, не тогда, когда гнев растекался по его венам.

Кто-то обидел ее, он хотел отомстить, хотел ранить того мужчину еще сильнее.

Он положил руку ей на плечо и тотчас же одёрнул... его ногти превратились в острые когти.

Амор почувствовал, как его челюсть засвербела и появились клыки, он не мог предотвратить проявление вампирской сущности. Нет, он не мог позволить себе появиться перед ней в таком виде.

Последнее, что ей сейчас хотелось бы это увидеть еще одного жестокого мужчину, особенно после того, как он практически напал на нее во сне.