Огромная гора породы, вывалившаяся сверху и теперь достающая почти до самой кровли, пологим скатом тянулась вниз, а из ее боков и сверху торчали искореженные металлические арки, обломанные рельсы, в щепу раздробленные шпалы, и вверху всего этого, как завершение каменно-металлического безумия, высилась серая породная глыба, в свежих кривых изломах.
Витька бросил луч света вверх — туда, откуда рухнула вся эта махина, и в груди у него похолодело. Потолок провала едва поднялся под луч коногонки. Обвал уходил круто вверх под острым углом к наклонной выработке, с его боков свисали темные, тупорылые груды, весом в несколько тонн каждая, и достаточно было неосторожного удара клеваком, а может, даже громкого крика, чтобы все это пришло в движение, рухнуло вниз, неотвратимо и беспощадно. И не отскочишь назад, не спрячешься в укрытие, не убежишь — просто не успеешь.
— Ну и ну… — сказал Плотников и покачал головой.
Михеичев взял в руки небольшой камень, запустил его в купол обвала. Все невольно отступили назад. Камень высоко вверху чиркнул о глыбу, и все, затаив дыхание, ждали: сейчас от удара посыплется порода, та, что еле-еле висела и которая лучше бы уж поскорее упала, но в бремсберге стояла тишина; обвала не последовало.
— Все высыпалось, что могло, — пробурчал Кошкарев.
— Сколько еще! — зло отозвался Плотников.
— Еще чуть-чуть — и солнышко засветит, — пошутил, но совсем безрадостно, Дутов.
— До солнышка дела не дойдет, семьсот метров — не фунт изюма, — возразил Михеичев.
Снизу, за завалом, сверкнул луч света. Все повернулись и умолкли.
— Что за чертовщина?! — строго спросил Иван Емельянович. — Кого это в завал понесло?! — Он поднял сжатый кулак, погрозил. — Куда прешь?! Назад! Ты что, спятил?!
— Дак он же снизу, через все завалы пролез, — просипел Михеичев.
Плотников обернулся к Петру Васильевичу, раскрыл рот, но сказать ничего не сказал.
Шахтер полз на животе через верхушку завала, цепляясь руками за торчащие рельсы, скрюченные металлические стойки, зыркал по сторонам лучом света, будто пробирался по минному полю, а вокруг него рвались снаряды.
— Там не страшно, там пройдет, — тихо сказал Дутов и расстегнул куртку.
— А под куполом как?.. — Витька втянул голову в плечи и показал рукой вверх.
— Уволю! Под суд отдам! — срывающимся голосом шипел Плотников: — Лихач! Сумасшедший! Под суд!.. — Иван Емельянович неотрывно следил за каждым движением приближающегося к ним шахтера.
Он уже полз по ближнему склону, и через несколько метров над его головой должен зависнуть черный, огромный конус незакрепленного пространства.
— Бегом шпарь! — крикнул Тропинин.
— Парень ушлый, сам сообразит, — успокоил Кошкарев.
— Хулиган! Стопроцентный хулиган! — твердил начальник участка.
Шахтер на мгновение застыл у края обвала, потом мощным прыжком рванулся вперед и через несколько секунд очутился рядом с проходчиками.
— К-к-канат н-н-ннельзя п-п-пр-р-р…
— Я тебя, сукина сына, под суд!.. Я тебя… — Плотников сорвался на длинный, многоэтажный мат, злой, отрывистый, как лай.
Семаков снял каску, полой куртки тщательно вытер пот с лица и, ожидая, когда кончится запал у начальника участка, медленными движениями отряхивал с робы пыль. Плотников постепенно затихал.
— Через з-завалы канат п-п-протянуть невозможно, — сказал Семаков. — Наделал «орел» делов…
— Завалов много? — спросил Плотников.
— Пять.
— Большие?
— Всякие. Арки повыбиты.
— Такие, как этот, есть?
— Нет. Этот самый большой. С него и надо начинать.
— В нижних завалах работать можно? — уже почти миролюбиво спросил Плотников.
— Нет. Куски породы по бремсбергу катятся. Чуть тронь — и…
— «Чуть»… — передразнил Иван Емельянович. — А если б это «чуть» килограммов в сто на тебя скатилось?!
— Если бы да кабы… Теперь я знаю фронт работ. С чего начинать и чем кончать.
— Лихачи, понимаешь!.. — Плотников повысил голос, хотел продолжить разнос, но не получилось, духу уже не хватило. — Отвечать кто будет за такие лихачества? Вы останетесь в стороне, шею намылят мне.
Иван Емельянович почесал затылок, будто ему действительно густо намылили шею, и деловито добавил:
— Подкрепите хорошенько кровлю и приступайте к делу. Об одном прощу, хлопцы, поосторожней. — Он повернулся и мелкими энергичными шагами полез вверх, к лебедке.
Проходчики задвигались, расстегивали пояса, снимали самоспасатели, фляги, вешали их на арки, крепления. Тропинин впервые попал на ликвидацию аварии. И в этой размеренной подготовке к необычной работе было для него что-то таинственное и немного торжественное. Ему хотелось запомнить каждую мелочь и потом подробно обо всем рассказать Вадиму.
«Конечно, можно было взять и его, но Михеичев отчего-то заупрямился, — думал Виктор. — Может, прав бригадир? Очень уж неуравновешен Вадька. А здесь, с этой прорвой, шутки плохи. Язык свой пусть попридержит. А то не столько дел, сколько болтовни. За это и поплатился».