Читаем Проходчики. Всем смертям назло... полностью

Виктор удивленно смотрел на свою ногу и не узнавал ее. Четырехпалая, измятая, без большого пальца, она казалась непомерно длинной и отвратительно уродливой. Широкий розовый шрам вдоль ступни стягивали пять полосок жестких ниток с узлами на концах. «Как пауки».

Виктор шевельнул ногой, оставшиеся пальцы чуть вздрогнули, в местах выхода ниток из кожи показалась кровь. Она не испугала его, как предполагал, им овладело только ощущение брезгливости. Противно было смотреть на эти порыжевшие нитки, торчащие из тела, рваный неровный шрам вместо пальца и торчащий посреди среза небольшой окровавленный бугорок, очевидно, остаток кости.

— Через пару деньков снимем швы и при полном параде можешь на танцы топать. — В голосе хирурга звучала неподдельная радость.

Тропинин промолчал.

Вечером его палату, словно крепость, осадили женщины. Одним взглядом он охватил всех сразу. И ковылявшую впереди Настю, и Галину Ивановну, и возбужденную Дутову, и чуть приотставших Дарью Степановну с сухопарой Катериной Кошкаревой, и развеселую, как на балу, Маринку. «Уж с Маринкой-то Лариса обязательно пришла!» Дверь тихо притворилась, больше никого не было.

Настасья вспрыгнула к нему на постель, ручонки обвили шею, девчушка прильнула личиком, к его щеке и, плача от радости и еще чего-то непонятного, залепетала.

— Витя, меня обманули. Я не знала, что ты в больнице. Я знаю, тут делают уколы, в больнице умирают совсем, совсем, как моя мама. Хочешь, я останусь с тобой? Я не дам им обижать тебя. Я буду с тобой всегда-всегда.

Он только гладил ее головку и ничего не говорил. Боялся, что дрогнет голос и этот проклятый ком сдавит горло. «Вот если бы так она…»

— Ну, как дела, Витек? — серьезно спросила Дутова.

— Да для таких парней разве это беда! — решительно вступила Галина Ивановна. — Тьфу, раз плюнуть! Он же мужчина, шахтер! Шахтеры не из таких передряг выходили!

Он посмотрел на Маринку, та вся сияла какой-то наигранной, просто сверхъестественной радостью, порывалась что-то сказать, но сдерживалась, что-то мешало ей.

…Оставшись один, Виктор долго лежал неподвижно, погруженный в невеселые мысли.

В домах зажигались огни, малиновым заревом пылал закат. За окном чирикала поздняя птичка, в сиреневых сумерках тяжко хрипел далекий гудок.

Тоска стала такой гнетущей и нестерпимой — впору волком вой. Он старался не вспоминать Ларису, но та, как нарочно, манила его за собой на широкий луг, в синие донецкие дали. Парень пытался разозлиться, мысленно высказывал обиду, но она не разгоралась, а лишь усиливала грусть, и тогда казалось, что любит он ее еще сильнее и все остальное в этой жизни не имеет ни цены, ни смысла.

В окне затемнела ночь, в распахнутой форточке, в самом углу, горела звезда, и с ее блеклым светом в палату вплывали звуки лопающихся на деревьях почек. Казалось, это трещит она, далекая космическая странница, изнывая от несносного внутреннего жара…


Дверь в палату тихонько скрипнула, Виктор вздрогнул и, затаив дыхание, вдруг увидел в падающем из коридора свете женскую фигуру.


г. Ворошиловград

ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО

Повесть

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Сидеть одной в пустой квартире всегда было мучительно для Тани. На этот раз особенно. Второй день она в отпуске, а еще не ясно, когда отпустят Сергея. И дадут ли ему вообще возможность отдохнуть в этом месяце? Может случиться так: отгуляет она свои двадцать четыре дня, выйдет на работу, а потом коротать дома отпускные дни будет Сергей…

Таня ждет. Рука ее, упершись локтем в подоконник, блуждает в коротенькой челке. Она крутит волосы в тонкие жгутики и наматывает их на указательный палец. Когда вся челка закручена в колечки, рука медленно распутывает их и вновь начинает все сначала. Это привычка. Пыталась отвыкнуть — не получилось. Как только в голове возникают беспокойные мысли, рука сама тянется к волосам. Сергей сначала подшучивал: детский сад мировые проблемы решает? А потом привык. И даже сам иногда крутит в колечки свои чуб. Заразился!

«Неужели ничего не выйдет? — думает Таня. — Столько лет мечтали поехать в отпуск вместе…»

Таня ждет и смотрит в окно… Вот сейчас войдет Сережа, скажет: «Не дали… Понимаешь, дела».

А она скажет: «Я так и знала. Непутевый ты какой-то, Сережка». А он скажет: «Танюш, я есть хочу…» А она ответит: «Бери и ешь! Я в отпуске, а ты как знаешь. Имею я право на отдых или нет?»

Таня так отчетливо все это себе представила, что на глаза от досады навернулись слезы.

2

Рано нынче пришла весна. Как-то сразу сникли и обессилели снежные бураны, завывавшие долгими ночами по тихим улочкам молодого шахтерского поселка. Робко, словно боясь рассердить седую стужу, улыбнулось из-за туч солнце. И зима действительно рассердилась. Ощетинилась на ночь ледяными штыками крыш, злобно захрустела под ногами ломкой белесой пленкой луж, обожгла колючим дыханием дымящуюся вершину террикона.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное