Проходящий сквозь стены. Рассказы

Рыжик встал и, не глядя на учителя, начал отвечать:

— Наполеон вошел в Москву четырнадцатого сентября тысяча восемьсот двенадцатого года…

Он рассказал о пожаре, казаках, переправе через Березину, героических саперах, о снежной зиме, отмороженных ногах и конском мясе — не упустил ничего. Но пробубнил все это уныло и монотонно. Обычно учитель хвалил его за выразительную речь. Сегодня же он говорил глухим голосом, казался понурым и тоскливо смотрел в окно на большую акацию.

— Солдаты смешались с офицерами, вышли из повиновения. Но были такие военачальники, как маршал Виктор и маршал Ней…

Рыжик осекся на полуфразе. Лицо его порозовело. Он расправил плечи и посмотрел на учителя.

— Да, был маршал Ней. Вместо того чтобы бежать, он взял в руки ружье и храбро бился. Наполеон вообще называл его храбрейшим из храбрых. Он участвовал еще в революционных войнах. Маршал Ней родился в Саарлуисе, он был рыжий…

Рыжик повернулся к классу и громко повторил:

— Он был рыжий.

Мальчишки пихали друг друга локтями и прыскали, сам учитель еле сдерживал улыбку.

А Рыжик гордо откинул назад свою огненную копну, как будто перед ним был полк казаков, и, глядя в глаза верзиле Жару, отчеканил:

— Он был рыжий и писал выше всех в целой армии.

Перевод Н. Мавлевич

Знать

К восьми утра человек шестьдесят мужчин и женщин собрались во дворе компании «Пари-Синема». Режиссер подрядил их накануне, за 25 франков на брата, для участия в псевдоисторическом фильме. В основном это были бедно одетые, иногда даже немытые люди, неуверенные в завтрашнем дне, — за исключением четырех или пяти женщин среднего достатка, которых свела с ума головокружительная карьера американских кинозвезд. Люди разбились на группы совершенно случайно. Они лениво переговаривались друг с другом, перескакивая с пятого на десятое, просто чтобы убить время. Те, кто уже «снимались», благосклонно и немного снисходительно рассказывали новичкам о плюсах и минусах профессии.

Николе стоял чуть в стороне, прислонясь к решетчатым воротам при входе на съемочную площадку, и в замешательстве разглядывал сотоварищей. Двадцатипятилетний парень, тихий и хорошо одетый, он отличался приятной наружностью, а в кармане его хрустели десять франков. Месяцем ранее он работал в кредитном банке, откуда его уволили за недостаточное прилежание. В «Пари-Синема» он оказался впервые.

Увидев, что молодой человек стоит один, худой мужчина неопределенного возраста и чуть ли не в лохмотьях подошел к нему:

— Сигаретки не найдется?

Николе порылся в карманах, вынул сломанную сигарету и с извинениями протянул собеседнику.

— Ничего, — сказал неопрятно одетый незнакомец. — Сойдет. Меня зовут Трюм.

Николе тоже представился и не особенно дружелюбно прибавил:

— Народищу-то!

— Да уж, это точно, — согласился Трюм. — И между нами говоря, общество не первый сорт… Но вы-то, вы кажется, из этой, как ее… приличной семьи. Когда закончилась война, я тоже купил себе костюм, он мне долго прослужил. Вы не знаете, который час?

— Нет, — с огорчением сказал Николе, вспомнив о золотых часах, оставленных в ломбарде.

Трюм почуял смятение юноши; он выпустил между беззубыми деснами струйку слюны и приосанился.

— Видок у меня еще тот, но я женат, — произнес он, выдыхая дым в лицо Николе. — У меня есть жилье на улице Пети-Карро. Мало кто здесь может похвастаться собственной крышей. Сюда прихожу подзаработать — двадцать пять монет — и то хлеб. Разговариваю, с кем хочу… Смотри-ка, а вот и режиссер.

Тот, кого называли режиссером, вошел во двор, держа какую-то бумагу, и нетерпеливо произнес:

— Постройтесь в два ряда, мужчины здесь, женщины с другой стороны. Поторопитесь, мы уже опаздываем. — Он сосчитал людей, затем громогласно пояснил: — Из мужчин мне понадобятся пятнадцать аристократов и двенадцать лакеев. Среди женщин — десять аристократок. Остальные — массовка.

Режиссер медленно прошелся вдоль рядов, разглядывая статистов.

— Вы, высокий в котелке, давайте в аристократы… А вы — во вторую группу, к лакеям…

Обозрев примерно треть собравшихся, режиссер сделал недовольное лицо. Он набрал лишь троих аристократов.

— С аристократией не заладилось, — пробурчал он, качая головой.

Трюм пихнул Николе локтем и усмехнулся, поглядев на троицу аристократов.

— Ты только посмотри… Не стыдно ли выдавать такое за… аристократию?

Режиссер продолжал сортировать народ. Прежде чем добраться до Николе, он спросил:

— А где мужчина с козлиной бородкой? Он не пришел?

Мужчина с козлиной бородкой выступил вперед.

— Ну слава Богу! — выдохнул режиссер. — В аристократию, разумеется. Вы наденете одежду с белой перевязью.

Человек с козлиной бородкой дотронулся до своей фетровой шляпы и твердо произнес:

— В таком случае уточним. Вы же понимаете. Раз вам нужна моя борода, значит, за нее надо платить. Я больше не статист, у меня роль.

— Я нанял вас в качестве статиста, — возразил режиссер. — Поэтому имею право одеть вас, как захочу. Ясно?

— Значит, можно не маяться с бородой. Раз такое дело, заявляю вам, что после обеда сбрею бороду.

Режиссер чуть было не взорвался, но, сдержавшись, сухо произнес: