Проходящий сквозь стены

Погрузившись в шкаф почти целиком, он долго двигал и переставлял книги, нажимал скрытые рычаги и выстукивал по полкам странные мелодии. Наконец шкаф повернулся вокруг вертикальной оси, обнаружив доступ к крошечной дверце сейфа. Сулейман отпер ее старинным темным ключом с вычурной бородкой, засунул внутрь руку — рука ушла по самое плечо — и с зубодробительным скрежетом что-то там дернул. На этот раз шкаф вместе с участком пола и куском стены, где находился сейф, отъехал по сизым, блестящим от жира рельсам вначале наружу, а затем вправо. От стрельчатой дверцы, показавшейся после всех манипуляций, веяло ощутимой древностью. Была она, кажется, бронзовой, с выделанной нарочито грубо мерзкой демонской харей. Из вытекших глазниц демона торчали острые рога, изо рта — откушенные человеческие головы. Шеф с усилием свел рога к вдавленной переносице и вывел на харе перстнем косой крест (барельеф был весь исчерчен мельчайшими рисками от подобных операций), после чего просто толкнул створки ладонью и поманил нас в отворившийся проход.

Не без трепета мы ступили на спускающиеся каменные ступени.

Помещение, куда привела лестница, оказалось мрачноватым (поскольку без окон), достаточно просторным и сравнительно аскетично обставленным. Мохнатый багрово-коричневый ковер во весь пол. Сводчатый потолок и стены с наполовину вмурованной толстой, но удивительно изящной решеткой из желтого металла (от таких субчиков, как я). Мощная трехламповая люстра на цепи. Механический соловей на золотом деревце. Видавший виды кальян. Несколько емких медных котлов под тяжелыми крышками, стоящих на разлапистых треножниках вдоль правой стены. Над ними — темный гобелен, а на нем коллекция изукрашенного каменьями холодного оружия. Слева — заключенный в дубовую раму элемент выцветшего и подпорченного временем мозаичного панно: грозно насупившийся Сулейман Куман эль Бахлы в сложном головном уборе принимает от крошечных человечков подношения нагими рабынями и белыми быками.

Из мебели в комнате имелся бордовый кожаный диван, а возле — изящный шахматный столик с незавершенной партией. Напротив столика замерла в позе лотоса терракотовая фигура задумавшегося седобородого мудреца в натуральную величину. Изваяние было облачено в шелковые желто-зеленые одежды средневекового китайского мандарина. На лбу старца, под шапкой с золотым шариком, чужеродным пятном серела несущая следы склейки заплата из обожженной глины. «ZMET», — было начертано на заплате твердой рукой. При нашем приближении терракотовый шахматист вдруг приподнял с шуршанием тяжелые веки и смерил всех поочередно всепроникающим взглядом агатовых глаз. Веки опустились.

И наконец вдоль дальней стены — апофеозом страшной сказки — три поднявшиеся на хвосты, готовые к смертоносному броску ламии.

Джулия, находившийся в центре, был точно живой. Казалось, разбей стекло плоского аквариума, в котором мариновались люди-змеи, и вслед за потоком спирта заструится его сильное тело. Зашипит тонкогубый рот, вскинутся мускулистые руки с заточенными под стилет и накрашенными алым лаком ногтями…

— «Паучок Ананси»…— выдохнул я, когда первая оторопь прошла. — Его трофей. Верно?

— Слушай, юноша, — с веселым изумлением спросил Сулейман, — может, твоя фамилия не Дезире, а совсем даже Мегрэ, а? — Пройдя к аквариуму, он ласково провел по грани ладонью. — Верно, верно — паучок… Э-эх, знали бы вы, как я замучился с этим бесноватым! Пока человек — вроде нормальный, да? Ну, почти. А как превратится в чучело доисторическое… Всему хана и секир башка. Совершенно не соображает, что делает. Вот ни на столько. — Сул показал кончик мизинца. — Посылаешь за одним, доставляет другое. Говоришь, чтобы остерегся убивать животных, — притаскивает их живыми. Возись потом! Ой-ой-ой…

Заявление о том, что бешеный трилобит Ананси может существовать и в человеческом облике, честно признаюсь, меня напугало. Я в смятении опустился на диванчик. Терракотовый мудрец тотчас задвигался. С грацией заводной куклы приподнял подагрическую лапку, натянул колпак едва не до подбородка (при этом из дедушки в прямом смысле сыпался песок), отвернул голову. Видать, мое общество его чем-то не устраивало. «Вот вам и хваленая китайская вежливость!» — подумал я, показал болвану язык и спросил у шефа напрямую:

— Человеком я его знаю?

— Достойный муж Гоу Лем. При жизни — второй распорядитель церемоний при палате отправления наказаний императора Цинь Ши Хуанди, — сказал Сул.

— Палач, — лаконично подытожил бес.

— Но я его держу за маломальское умение играть в шахматы, — с простодушным выражением лица возразил шеф. — И похвальную сдержанность на язык.

Интересно, когда он научился острить?

— Тьфу! — Моей терпеливости позавидовал бы сам Будда. — Да я о «паучке Ананси».

— Паша, неужели ты до сих пор не догадался, что это…— тявкнул вдруг Жерар. Однако Сулейман сверкнул на него глазами, и бес замолк. Наверное, пасть его оказалась опять заколдована.