– Олежка, ты думаешь, что эти четыре Лены – это один и тот же человек? – спросил я. – А чё? Все худенькие блондинки, практически с одним именем, да и кот этот. Мистерия, блин…
– Нет, не думаю. По крайней мере, не в буквальном смысле. Но то, что каждая из них была мне знаком, – в этом я сейчас не сомневаюсь.
– Знаком чего?
Олег Соболев задумался.
– Это сложно объяснить. Знаком другой судьбы, наверно. Приглашением в иную жизнь. Аварийным выходом. Я думаю, я уверен, что эти четыре Лены были ответом на то мое письмо на небо. Четыре раза получал я ответ. В одинаковых конвертах, написанный одним и тем же почерком. С котом на марке. Четыре раза, Павлуша, четыре раза! И ни разу этого не понял… Хотя ты, наверно, думаешь, что я с ума сошел, бешусь с жиру и ищу совпадений там, где их нет, так?
– Что ты, Олежка, вовсе я так не думаю. А может, ты получишь еще один? Может, будет пятая Лена? – предположил я. – А что, пять – хорошее число, ты, как японолюб и латентный буддист, знаешь это лучше меня. Пять элементов, пять чувств, пять основных цветов.
– Да уж, число пять гораздо лучше, чем число четыре, Соболев как-то странно хохотнул и посмотрел на меня все тем же интенсивным взглядом, от которого мне стало немного неуютно.
– Я надеюсь, что будет. Очень. Потому что иначе…
– Иначе что?
– Ничего. Э, Пашенька, да ты совсем пьян. Давай ступай-ка спать. И спасибо тебе за внимание.– Алло, Сапожникова? Это я, Паша… Дела нормально. Слушай, у меня тут для тебя офигительный есть жених… Не, Леночка, не олигарх. Кой тебе годик-то, Ленуля? Какие, к лешему, уже олигархи?.. Ладно, не сердись. Мой, то есть твой жених – немного из другой лиги, но, уверяю тебя, вариант что надо. Ты прогугли его, зовут Олег Соболев. Резюме посмотри. Представь уровень доходов, а главное – перспективы. К тому же, человек образованный, культурный, не чуждый духовным исканиям. Я бы даже сказал, в некотором роде мистик… Да нечего тут думать! Не боись, на этот раз повезет обязательно… Женится, не сомневайся… Что тебе делать? Да почти ничего. Надо только в Сан-Франциско прилететь. Я и встречу устрою, и расскажу, как себя вести. Ну, осветлиться придется чуть-чуть… Что еще? А вот это я расскажу, когда просьбу мою выполнишь. Малюсенькую просьбочку. Твой средний муж был издатель, если не ошибаюсь? Ну так вот, ты, Ленок, что хочешь с ним делай можешь ему кролика месяца из «Плейбоя» арендовать в счет будущих расчетов, а можешь помассировать ему простату горячей кочергой, дело твое. Но он должен издать мой роман. Они всякого дерьма печатают вагоны, а мой роман – шедевр… Я отвечаю! Потомство будет тебе благодарно… Ну, что, договорились? Ах ты моя умница! Да, ты кошек любишь? Придется полюбить. Временно. И ты, это, шибко-то при женихе не бухай, потерпи уж до свадьбы. А вискарьу него шикарный, кстати…
Жаль, что мы перестали читать газеты. Было в них что-то эдакое. В старые времена русский писатель, утром в атласном халате в креслах сидючи и попыхивая трубкой, откроет, бывало, «Ведомости» и углубится в описания разных имевших место происшествий. Без спешки, солидно, иногда ворча в усы: «…Вот ведь англичане чего, подлецы, удумали». А то вдруг позвонит в серебряный колокольчик и крикнет зычно: «Марфа, неси, душа моя, еще кофию!» И потом, подумав: «Да ну его к черту, кофий. Неси-ка лучше коньяку!»
Теперь не то. Теперь аффтор сидит перед монитором в трусах, дрожит как цуцик и скользит торопливым взглядом онаниста по заголовкам. «Несмотря на все усилия Федеральной Резервной Системы индекс Доу Джонса…» тьфу, блин! «Сара Пейлин призвала хоккейных мам…» – клюшку ей в грызло, дуре, вместе с шайбой и коньками. «Трагедия в доме финансиста». А вот такая новость, согласитесь, не может не радовать нормального человека.