Проходная пешка

— Хорошо. А какое вино прислал нам старик Фантомас? — Рейкс открыл дверцу бара и бросил через плечо: — Кстати, можете передать ему, что все прошло благополучно.

— До понедельника он на Мальте.

— Скажете, когда вернется.

Разглядывая бутылки, он стал тихонечко насвистывать.

Белла лежала в постели. Рейкс спал рядом.

Когда она вошла в ванную с пластырем и увидела его нагим, ощутила на бедрах его руки, она поняла — все безнадежно. Она, помимо своей воли, хотела того же, что и он. (Говоришь себе «нет» — и потом делаешь. Какой в этом смысл, черт возьми?) Если бы причина была только в нем, в его наготе, если бы между ними и их телами не было ничего, кроме секса, она не чувствовала бы ни отчаяния, ни страха. (Белла прекрасно понимала: он обольщал ее, чтобы потом ею воспользоваться, а плясать под чужую дудку ей не хотелось. Служить телом — да, но не помогать в этом новом, приближающемся дне. А впрочем… разве это так? Быть игрушкой Сарлинга ей тоже не улыбалось. Принадлежать Рейксу — это, по меньшей мере, вселяет надежду.) Белла перевернулась на спину, удивляясь, почему борется сама с собой.

Они приятно и красиво провели вечер, и не раз — случайно или намеренно? — он прикасался к ней; она не могла забыть его рук на своих бедрах, и он этим пользовался.

Два часа назад он вошел к ней в темную спальню. Она все поняла еще тогда, когда щелкнул замок его комнаты.

Он лег рядом, не сказав ни слова, снова коснулся ее руками, они скользнули под шелк ночной рубашки, блуждали там, и ей казалось, что по мягким пастбищам ее тела медленно бродят маленькие добрые животные и ласково пощипывают молодые побеги.

Его теплый мягкий рот наполнился страстью и ничего не жалел для нее, и у нее не хватало сил сдерживать собственные язык и губы, одержимые страстью, и слабеющий с каждой секундой крик страха замер где-то далеко-далеко.

Он взял ее властно, вонзил себя в нее, вогнал свою волю, присвоил, овладел, и она встречала его с бессознательной жестокостью — царапала мускулистую спину, поднималась навстречу, раскрывала себя для него. Чувствуя, что он оседлал ее, она уносилась, забываясь, во тьму смерти, иссякая и вновь находя в себе силы, потому что он воскрешал ее, а потом умертвлял, пока силы и само время не кончились, и она упала, опустошенная. Тогда, зная, что у нее не осталось сил сопротивляться, он наполнил ее собой, своей страстью и сознанием того, что она исполнит любое его желание, станет тем, кем захочет ее видеть он. Понимая это, она погружалась в сон только для того, чтобы пробудиться и почувствовать, что его тепло еще рядом, ощутить ладонь, упавшую на ее обнаженную грудь, руки, сомкнутые на ее теле со спокойной, властной твердостью даже во сне, сухой жар его ладони на восставшем соске, требующий того союза, которого она желала и который приветствовала.

Рука, лежавшая у нее на груди, поползла вниз, нащупала мягкий округлый живот, пальцы расправились, двинулись дальше, и Белла поняла — Рейкс пробудился и знает, что она проснулась тоже. Он повернулся, нежно притянул ее к себе, не переставая властно гладить руками; взял за правое колено, закинул ее ногу на себя. Вожделение, с которым он ласкал Беллу, вызвало в ней ответную страсть — и вдруг, как по мановению волшебной палочки, он вновь овладел ею, но теперь нежно, совсем не так, как раньше. Белла почувствовала, как распускается, словно цветок с влажными лепестками, и, надолго уносясь в пучину забвения, ощутила, что он следует за ней, любит ее…

На другой день, в воскресенье, Рейксу надо было возвращаться в Девон, однако он остался с Беллой. Ночь они снова провели вместе, он был то властен, то ласков, но Белла хотела и принимала его всяким — она поняла, что влюбилась в него, сознавала, что ее чувство обречено, и все же была готова стать его рабой, лишь бы время от времени вновь переживать подобные минуты. Обессилевшая и удовлетворенная, она ждала, что Рейкс заговорит, но он молча повернулся к ней лицом, притянул к себе и уснул.

Глава пятая

Рейкс взял в поезд утренние газеты. В воскресных номерах о нападении на склад не было ни слова, а сегодня об этом сообщалось уже на последних полосах как о пустяке: «Ничего важного не похищено». Рейксу показалось, что власти решили замять дело. Он листал «Таймс», начисто забыв обо всем, вычеркнув Лондон из памяти Белла Виккерс и прочее остались позади, когда за ним закрылась дверь лондонской квартиры.