Проходные дворы

Утром его вызвали к Жданову. Тот завтракал в рабочем кабинете. На столе стоял стакан какао, яйца всмятку, в миске белый хлеб. Не предложив голодному человеку даже стакан чая, партийный руководитель, выскребая ложкой белок из яйца, отдал распоряжение и отпустил главного сыщика города.

– Знаешь, что поразило меня больше всего? – спросил он.

– Нет.

– У него на столе стояла ваза с персиками.

Дел было много, и партруководитель завтракал прямо за рабочим столом. Что поделаешь: война – для всех война.

Жданов работал масштабно. Он начал широкое наступление на все, что имело отношение к Западу. По его инициативе была создана газета «Культура и жизнь», в которой стали печатать сводки с полей идеологических сражений.

Замечательный публицист, ныне покойный, Борис Агапов, рассказывая мне о тех былинных временах, называл этот орган партии «Культура и смерть» – такое мрачноватое название дали ей в народе.

В 1961 году должен был состояться очередной съезд КПСС. Какой по счету – не помню, так как ни в рядах ВКП(б), ни в рядах КПСС не состоял никогда. Но год этот помню точно по некоторым сугубо личным делам.

Так вот, позвонил мне замечательный журналист Володя Иллеш, мой большой друг, и спросил:

– Хочешь заработать?

– А то, – находчиво ответил я.

– Тогда подъезжай на Смоленскую набережную, там редакция маленькой театральной шараги, тебя будет ждать редактор.

Я приехал по указанному адресу, разыскал редактора, и он действительно предложил мне приятную и денежную работу.

К партийному съезду московские театры выпускали спектакли, но, чтобы делегаты этого «форума» могли ориентироваться в культурном мире, я должен был написать небольшую брошюру аннотаций к этим замечательным постановкам.

Закончив сей труд, я пригласил работодателя на ужин.

Володя Иллеш рассказывал мне о нем, говорил, что он в свое время был зам. редактора газеты «Культура и жизнь». Меня тогда это мало занимало, просто было любопытно, как человек с номенклатурных высот свалился на такую низкую должность.

Мы пошли в ресторан «Астория». Выпивали, говорили о театре, слушали джаз. И вот, когда трубач начал весьма неплохо солировать, мой собеседник поморщился и сказал:

– А все-таки мы здорово дали им по рукам в свое время.

– Кому? – удивился я.

– Всем этим барабанщикам, трубачам, саксофонистам.

– За что?

– Вы помните очерк Максима Горького «Город желтого дьявола»?

– Не очень, – искренне признался я.

– Напрасно, великий пролетарский писатель уже тогда сказал, что джаз – это музыка «толстых». Горький предупреждал нас об этой идеологической заразе. После знаменитой речи Черчилля в Фултоне, когда мир окончательно разделился, мы, идеологические работники партии, не могли допустить проникновения к нам этой музыкальной заразы.

– Подождите, – возразил я, – но во время войны Утесов со своим джазом ездил по фронтам, был джаз ВВС…

– Никто не застрахован от ошибок… – Он говорил и преображался. Маленький, худенький, неважно одетый человек на моих глазах становился партийным вельможей. – Когда-нибудь партия поймет, как мы были правы, и вновь запретит всю эту буржуазную заразу. Спасать молодежь надо. Спасать!

* * *

Нас тоже спасали, как могли. Но мы почему-то не внимали мудрым словам партийно-комсомольских наставников. Мы продолжали любить джаз, продолжали собирать пластинки и танцевать фокстрот и танго.

И несмотря ни на что, джаз продолжал жить. Смешно сказать, но он ушел в подполье. В Москве появились «ночники». Официально в программах клубов, ДК и творческих домов мероприятия эти именовались музыкальными вечерами. Из зала убирали стулья, и начинались танцы. Идеология идеологией, финплан финпланом. Билет на «ночник» стоил двадцать пять рублей, по тем временам деньги немалые. Не было рекламы в газетах, не было сообщений по радио, но мы точно знали, когда и где будет очередной «ночник» или куда под Москвой приедут играть джаз наши любимые музыканты.

Особенно мы стремились попасть на выступления коллективов, где играл кумир молодежи ударник Борис Матвеев. Если он играл в Воронках или Малаховке, мы дружно ехали туда, хотя путешествия эти были небезопасны. Короли танцплощадок, местная шпана, нахально лезли в драку, и мы сражались с ними, отстаивая свое право встречи с любимыми музыкантами.

В нашей компании было несколько боксеров, и то, чему нас научили в тренировочном зале, практически всегда помогало нам одерживать победу. А потом драки внезапно прекратились, и местные стали относиться к москвичам вполне дружелюбно.

Правда, на танцплощадках появились фиксатые, татуированные мужики, перед которыми трепетала местная шпана. Все, как потом рассказали мне знающие люди, оказалось очень просто. Джаз стал прибыльным делом. Музыканты могли только играть, а за организацию подпольных концертов взялись ушлые теневики. Самым крутым считался завсегдатай «Националя» Семен Самойлов.