Проходные дворы

К компании, сплотившейся вокруг предприимчивого и веселого Жоржа Тер-Ованесова, принадлежали в основном люди знаменитые: народные артисты Сергей Голованов, Сергей Шутов, Георгий Юматов, заслуженный негр советского кино Гена Коновалов, Глеб Стриженов, Лаврентий Масоха, режиссер-мультипликатор Слава Котеночкин. Это, как говорят, основной состав. В разное время к нему примыкали другие веселые люди, в том числе и я.

Обычно встречались поздно вечером, так как все были заняты в театрах, на съемках. Идти в ресторан, чтобы посидеть час, не имело смысла, поэтому компания сразу отправлялась на Центральный аэровокзал.

Надо сказать, что, вопреки строгому запрету Министерства ГВФ, в ресторан аэровокзала проникали не только транзитные пассажиры. На моей памяти – а это солидный отрезок времени – москвичи всегда любили гулять, несмотря ни на что. Кстати, в день смерти Сталина рестораны были забиты народом, и, скажу вам честно, никто там особенно не плакал по любимому вождю. Скорбели по другому поводу: по случаю траура отменили музыку.

А в 70-е годы уходящего века столичные гуляки кутили, как никогда, серьезно. Поэтому ночной кабак на Ленинградском шоссе стал местом, необычайно притягательным для всех. В его зале я встречал уголовных крупняков, теневиков, дельцов из Столешникова; естественно, катал, которые днем работали прямо в пассажирском зале аэровокзала. И еще появлялись там крепкие ребята в кожаных куртках на меху и летных унтах. Они проходили за угловой столик, где их уже ждали, оставляли портфель или чемоданчик, выпивали и торопились на автобус, который вез их во Внуково на очередной рейс Москва-Магадан. Люди, прилетевшие из Магадана, были курьеры, они везли в Москву шлих – приисковый золотой песок.

Неумолимо надвигался 73-й год XX века. В городе началась предновогодняя суета. Практически все рестораны не работали – готовились к праздничной ночи. И тут решили мы проводить старый год в замечательном питейном заведении на аэровокзале, тем более что там всю ночь шла новогодняя эстрадная программа.

Когда мы в предвкушении приятного вечера подошли к дверям, то с удивлением увидели, что наших знакомых швейцаров нет. Вместо них вход в заветное место охраняли совершенно новые люди.

Жорж Tep-Ованесов прошел беспрепятственно. Уж такая особенность была у моего друга: он выглядел так, что швейцары в ресторанах пропускали его без лишних разговоров.

У меня был «самоход» – темно-вишневая книжечка с золотыми буквами «Советская милиция» – издавался в те времена такой замечательный журнал.

Сергея Петровича Голованова и Лаврентия Масоху, как главных шпионов советского кинематографа, пропустили без звука: уж слишком у них были знакомые по киноэкрану лица.

Конечно, и Жора Юматов проник за «оцепление» беспрепятственно. А вот режиссера-мультипликатора швейцары притормозили.

– А ты куда? Давай назад.

– Послушайте, – вежливо, но твердо сказал Жорж, – это же известный режиссер. Он сделал фильм «Ну, погоди!». Он – папа Волка и Зайца.

– Много здесь ходит известных режиссеров, – недоверчиво ответил старший стражник. – А раз он сделал «Ну, погоди!», пусть нарисует мне Волка.

Он протянул Котеночкину листок бумаги. Слава усмехнулся, вынул шариковую ручку и стремительно нарисовал Волка.

– Точно, он! – ахнул швейцар.

И к Славе немедленно потянулись десятки рук с листками бумаги. Он рисовал Волка и Зайца, а взрослые люди были счастливы, как дети.

Когда мы вошли в ресторан, Котеночкина уже ждали официантки с листками бумаги.

Наконец мы уселись. Выпили по первой за уходящий год – для нас не такой уж и плохой: вышли фильмы, в которых играли наши друзья-актеры, у меня вышла книга, у Жоржа Тер-Ованесова приняли сценарий на «Мосфильме», а Лаврентию Масохе присвоили звание народного артиста РСФСР.

Народ в ресторане веселился вовсю. Опытным взором окинув зал, я заметил, что транзитников в нем немного. Зато за соседними столиками мелькали до слез знакомые лица. Видимо, вся гулявая Москва собралась здесь проводить старый год.

Только в углу зала за скромно накрытым столом – два дорого одетых человека и парень в толстом свитере и кожаной монгольской куртке. Они о чем-то оживленно разговаривали, потом положили на стол толстый пакет, который парень не без труда засунул в карман куртки, взяли портфель, стоящий под столиком и ушли.

А парень оглянулся, внимательно посмотрел в нашу сторону и исчез. Минут через десять он вновь появился, неся в руках пять бутылок шампанского. Подошел к нашему столу, улыбнулся застенчиво.

– Вы меня извините, сказал он, – я с вами за наступающий Новый год выпить хочу. Такие люди сидят. Я вас всех по фильмам знаю. Давайте выпьем шипучки. Приеду к себе в Анадырь, буду рассказывать – не поверят.

– Садитесь, – сказал Котеночкин. – Бумага есть?

– Есть. А что?

– Я вам сейчас подтверждение выдам, что вы с нами за наступающий пили.

Он нарисовал Волка. Но на этот раз, отдавая дань северному колориту, добавил беломорину и смешную ушанку.

Парень ловко откупорил бутылку шампанского, разлил по бокалам. Мы выпили. А наш новый знакомый посмотрел на часы и сказал, вздохнув: