Проходные дворы

Спросом пользовались только товары длительного хранения. Все квартиры в нашем подъезде были завалены продуктами. Когда шкафы и погребки под окнами заполнились, харчи начали складывать в ванну.

Мама проявила отличное знание отечественной психологии. Она запасалась водкой, твердо зная, что это станет основ-ной валютой, на которую она сможет выменять любое количество продуктов, что впоследствии оказалось чистой правдой.

И вот, 17 июля 1941 года появилось постановление Моссовета о введении карточной системы. Теперь продукты и про-мышленные товары продавались по специальным карточкам. Карточки были хлебные, продуктовые и промтоварные.

Единственное, что еще продавалось свободно – это мороженое. И каждое утро пацаны из нашего дома ждали появления на углу улицы Горького тележки мороженщицы. Покупать его надо было утром, так как позже его разбирали ушлые хозяйки. Они растапливали его, смешивали с чем-то и хранили довольно долго.

Несколько лет назад я нашел таблицу норм выдачи продуктов в 41-м году. Вот она:

* * *

Скудные эти нормы соблюдались свято. Неотоваренных, как говорили в те годы, карточек не было.

Карточки выдавались по месту работы тем, кто вкалывал на заводах и учреждениях, а иждивенцам и детям их распределяло домоуправление.

Не все, но многие, кто заведовал так называемыми карточными бюро, были нечисты на руку. Самым простым методом приобретения лишних карточек являлись мертвые души, то есть эвакуированные. Семья уезжала в Ташкент, Челябинск или Новосибирск, а карточное бюро продолжало числить их как проживающих на его территории.

В августе и сентябре из Москвы начали эвакуировать госучреждения, заводы, театры. Сей массовый исход жителей столицы в тыл значительно облегчал задачу новой формации деловых людей.

В то время на продукты можно было выменять все. И тетки из домоуправлений меняли хлебные и мясные талоны на золото, котиковые шубы, ковры и редкие сервизы. Милиция постоянно арестовывала новых скоробогатеев, сажала их за решетку, конфисковывала наворованное, но это никак не влияло на аппетиты вновь назначенных руководителей карточных бюро.

Человек слаб, а дьявол силен.

В нашем доме почти не осталось мужчин. Те, кто помоложе, были мобилизованы и дрались с немцами; люди постарше осенью 41-го ушли в ополчение и сложили свои головы под Москвой, остановив врага на несколько часов.

Так погиб и мой дед, крепкий мужик со стальным кулаком.

В тылу оставались только бронированные. Существовало тогда такое понятие, как бр'oня. Ее получали кадровые рабочие, инженеры-специалисты, ученые и те, кто руководил работой в тылу.

Но, как тогда говорили, «сидели на броне» директора магазинов, работники ОРСов (отделов рабочего снабжения – была такая форма продовольственного обеспечения) и, конечно, партийные, советские и комсомольские активисты.

Получить долгосрочную броню и уехать в эвакуацию в сытую Сибирь было заветной мечтой многих «героев тыла».

Мы, пацаны, презирали их. Человек в штатском для нас являлся олицетворением трусости.

* * *

Вечер 21 июля 1941 года. Было еще совсем светло, и мы не зажигали свет. Мама возилась на кухне, я слушал по радио какую-то передачу. Вдруг передача внезапно прервалась, и диктор произнес: «Граждане! Воздушная тревога!»

Во дворе залаяли, завыли собаки. Это была первая настоящая бомбежка Москвы. Мы пересидели ее в метро, на станции «Белорусская», устроившись в углу, в самом конце нижнего вестибюля. Вся станция была забита людьми, работники метрополитена провожали их в тоннель, где они устраивались прямо на рельсах.

Когда объявили отбой и мы вышли из метро, ничто не изменилось, только на углу улицы Горького горела аптека.

Через много лет, собирая материал для повести «Комендантский час», я найду документ, который хочу привести полностью.

«По сводке ПВО, за июль—декабрь 1941 г. на город было совершено 122 налета; прорвавшиеся 229 самолетов сбросили 1445 фугасных и около 45 тыс. зажигательных бомб. В результате в городе было убито 1235 человек, легко ранено 3113 человек и тяжело ранено 2293 человека. Во время бомбардировок 2 предприятия и 156 жилых домов были разрушены полностью, 112 предприятий и 257 жилых домов – частично. В этот период были частично разрушены также 4 моста, 43 железнодорожных и трамвайных пути. В городе зарегистрирован 1541 пожар (на промышленных предприятиях и в учреждениях —221), из них 675 крупных».

Конечно, Москва не пострадала так, как Ленинград. Огромные силы ПВО защищали столицу.