Проходные дворы биографии

Борис и Владимир вернулись из Швейцарии окольными путями во время Первой мировой войны (родители смогли приехать в Россию только после революции). Владимир Павлович ушел в Красную армию, а потом занимался химическими ядами. Первым мужем его жены был писатель Алексей Свирский, друг Булгакова и Куприна. У меня сохранились мамины книжки, перешедшие ей от Свирского, – с автографом Булгакова, а также диван, на котором сиживали Булгаков и Куприн.

Борис Павлович после революции начал преподавать в Академии химзащиты. Он был химиком и впервые описал колебательную реакцию, известную сейчас как реакция Белоусова – Жаботинского (за что получил Ленинскую премию – к сожалению, посмертно). Кроме того, он разработал и внедрил в массовое производство зеленку, благодаря чему отпала необходимость закупать ее за рубежом.

У Бориса Павловича была жена Мария Францевна. Нам Мария Францевна запомнилась тем, что на нашей свадьбе она, экзальтированная, утонченная женщина, обсуждала со своей подругой Александра Анатольевича, которого они увидели впервые. Обсуждали они на французском, не отрывая взгляда от жениха, сидевшего напротив. Закончила Мария Францевна по-русски: «И только». Это «и только» Александр Анатольевич, не зная, что она имела в виду, долго не мог ей простить.

А.Ш.: Вот в такую семью зодчих, ярых революционеров и купцов внедрился я и до сих пор не понимаю, зачем они меня взяли.

* * *

А.Ш.: Мы учились в раздельных школах: мальчики отдельно, девочки отдельно. К тому же – учились в консервативные времена, нельзя было просто так подойти и познакомиться с девочкой или девушкой – тебя бы не поняли, стали прорабатывать на пионерском сборе или комсомольском собрании. На праздниках, когда школьники собирались вместе, девочки стояли вдоль одной стенки зала, мальчики – вдоль другой. Девочки танцевали с девочками, а мальчики – с мальчиками, даже вальс. Если кто-то типа меня, нахала, решался пригласить девочку, потом столько было насмешек и издевательств.

С Татой мы стали встречаться, будучи старшеклассниками. Накануне того дня, когда объявили о смерти Сталина, мы с ней долго гуляли, и наутро она опоздала в школу. Пришла радостная, а все плакали. Все подумали, что она радуется смерти Сталина, а она про это даже не знала.

Н.Б.: Но эта история случилась почти через два года после знакомства. Мы, как я уже сказала, познакомились в поселке НИЛ. Там у нас была большая компания, всем – лет по 14–16. Жили дружным пионерско-комсомольским коллективом.

Почти всех девочек звали Наташами: Наташа Журавлева, Наташа Захава, Наташа Абрамова-Горчакова, Наташа Попова (ее отец – драматург Иван Попов прославился пьесой «Семья» о молодых годах Ленина), Наташа Семенова (это я – меня называли по фамилии дедушки, который вместе с архитекторами братьями Весниными стоял у истоков нашего дачного поселка), еще пара Наташ, что забылись за эти полвека, и две Маши: Маша Журавлева и Маша (она же Мирка) Шпиллер-Кнушевицкая. Имена мальчиков были несколько разнообразнее: Шурик, Миша, Леша, Сережа, Иоанн…

Миша Державин появился в НИЛе в то же лето. Он был хорош собой, а главное – умел кричать, как киногерой Тарзан.

Часов в 12–13 все собирались на берегу реки Малая Истра. Купались, загорали, после чего расползались по домам, чтобы часов в семь встретиться на волейбольной площадке. Вечером или играли у себя в НИЛе, или шли играть в другие места: в располагавшийся по соседству дом отдыха (бывшее имение Саввы Морозова), а также в лагерь хореографического училища при Большом театре.

После волейбола были танцы у кого-нибудь на даче. Причем бальные. И коронным номером считался танец Шурика Ширвиндта и Миши Рапопорта, изображавших влюбленную пару.

Еще на даче ставили шарады: разбивались на две команды и отгадывали задуманное другой командой слово. Например, загадывалось слово «сортир». Сначала с совочком и веником изображали «сор», потом стреляли – «тир», а вместе все это было «сортир», который представляли как очередь в санузел – люди стоят и нетерпеливо переминаются с ноги на ногу.

После шли по домам ужинать и как бы спать. Когда родители засыпали, наши мальчики приходили с лестницами и помогали девочкам выбраться из дома. Мы все встречались на берегу реки «под березой». С собой приносили патефон и под «Брызги шампанского», «Тайну» и другие песни в исполнении Утесова, Виноградова, Лещенко (не Льва) танцевали у костра и ели испеченную на углях картошку, выкопанную на колхозном поле за рекой. Расходились только под утро.

И так каждый день все лето. Нам было очень хорошо вместе. Все были немножечко влюблены, но на пары не разбивались, это случилось несколько позже. Некоторые поженились. Друзьями мы остались на всю жизнь.

За лето мы настолько привыкали друг к другу, что и в Москве, хотя учились в разных школах, продолжали встречаться. 8 сентября, в Натальин день, Шура подарил восемь чашечек: всем – керамические, а мне – фарфоровую.