Прохоровское побоище. Правда о «Величайшем танковом сражении»

«Только преодолели ржаное поле и двинулись к совхозу, вдруг увидели, как роща у высоты словно вспыхнула огромным костром. Впереди, сзади и прямо у танков стали рваться снаряды. Фашисты сосредоточили шквальный огонь по нашим танкам. Расстелив на поле перебитую гусеницу, замерла одна, вспыхнула другая «тридцатьчетверка». По рации даю команду: «Всем, всем, всем! Дымовые шашки на броню!» Боевой порядок батальона укрылся в дымовой завесе, и это многих спасло от вражеских пушек»[285].

На 32-ю тбр возлагали большие надежды, ее решительный удар должен был принести не только реальный результат, но и показать пример другим. Однако в этот момент важную роль сыграл чисто психологический момент. Бывшие танкисты бригады, делясь с автором своими воспоминаниями, говорили, что действительно, как писали потом в рапортах политработники, они шли с приподнятым настроением. Ведь они готовились сражаться на «тридцатьчетверках», в других же бригадах один батальон полностью комплектовался «семидесятками». В бою это многое значило. Ну и, конечно же, молодость брала свое. Большинству из них было 21–23 года, многие до этого в боях не участвовали, в душе азарт, желание попробовать себя. И тут буквально через несколько минут первой в своей жизни атаки на глазах начинают вспыхивать боевые машины твоих друзей и не одна-две, а сразу десять, двадцать! И все это сопровождалось сплошным гулом, воем, взрывами и тряской. Многие танкисты испытали сильнейший шок. Артиллеристы врага пользовались моментом, били из своих орудий точно и интенсивно. В результате местность в 1 км севернее и северо-восточнее выс. 252.2 и свх. «Октябрьский» оказалась настоящим кладбищем для танковых батальонов этих бригад, здесь в начале атаки они понесли наибольшие потери.

Таким образом, первого решительного удара двух танковых корпусов не получилось. Понимая это, И. Ф. Кириченко нервничал и, связавшись с полковником С. Ф. Моисеевым, решительно потребовал немедленно атаковать. 31-я тбр вступила в бой между 9.30 и 10.00, но было уже поздно.

Утром 12 июля на правом фланге дивизии «Мертвая голова» была оставлена часть ее 6-го грп СС оберштурмбаннфюрера Г. Бекера с незначительным числом танков и штурмовых орудий. Эти силы имели задачу не допустить прорыва русских со стороны Андреевки к переправам в селах Богородецкое и Красный Октябрь. Это решение бригаденфюрера Приса оказалось дальновидным и позволило в конце дня все же остановить наступление корпуса генерал-майора Б. С. Бахарова. Г. Бекер так вспоминал начало атаки 18-го тк:

«Я находился на наблюдательном пункте на крыше одного из домов и наблюдал в бинокль за движением своих войск. Все танки дивизии развернулись точно по плану и двинулись, уверенные в успехе наступления. В это время я заметил на горизонте тучи пыли. Нельзя было разглядеть, кто их поднял, но они все увеличивались в размерах, а вскоре из этих туч стали появляться русские танки. «Эти русские двинули свои резервы», — сказал я своему начальнику штаба и понял, что теперь наступление будет сорвано и что битву за Курск мы проиграли»[286].

Примерно такую же картину наблюдал и бригаденфюрер Т. Виш. Его НП находился на высоте 241.6. Возможно, командира «Лейбштандарт» посещали те же мысли, но в первую очередь он думал о том, выдержит ли эту мощь 2-й грп СС оберштурмбаннфюрера Х. Красса.

Стык дивизий «Лейбштандарт» и «Мертвая голова» проходил по южным окраинам сел Васильевка — Прелестное — Петровка, поэтому противник очень внимательно следил за ситуацией в этом районе. Разведка дивизии бригаденфюрера Приса еще на исходных позициях обнаружила изготовившиеся к атаке соединения 18-го тк. Ее штаб докладывал:

«8.05. В 3 км восточнее Петровки очень сильная пехота.

9.22. Два вражеских полка и примерно 40 танков, двигавшиеся с северо-востока, в 8.45 замечены в Михайловке и на высотах юго-восточнее».