Прохоровское побоище. Правда о «Величайшем танковом сражении»

Мероприятия по отражению этого удара намечены.

Таким образом, противник сосредоточил против Воронежского фронта основную массу своих подвижных соединений. Разгром этих подвижных войск означал бы крупное поражение противника.

Однако для разгрома противника нужно срочно создать еще большее превосходство сил, так как имеющихся, как показал опыт боев, для решительного окружения и разгрома противника недостаточно. Войска фронта на основных направлениях 13.07.43 г. продолжают наносить контрудары.

Просим: срочно усилить фронт и передать в наше подчинение 4-й гв. танковый корпус Полубоярова и мехкорпус Соломатина.

Дать на усиление авиации фронта один штурмовой авиакорпус.

Александров (псевдоним A. M. Василевского. — В.З.), Ватутин, Хрущев»[541].

К сожалению, сегодня еще недоступны для изучения стенограммы переговоров командования фронта с И. В. Сталиным, но, судя по принятым решениям, Верховный Главнокомандующий ожидал более весомых результатов от контрудара 12 июля и был крайне недоволен ситуацией, сложившейся на Воронежском фронте. В течение операции Ставка резервы в основном выделяла именно Н. Ф. Ватутину. К началу немецкого наступления фронт имел одну танковую и пять общевойсковых армий, 8 июля ему дополнительно были переданы два отдельных танковых корпуса, перенацелены значительные силы 17-й ВА для действий в его полосе. Только три дня назад под Прохоровку вышли и вступили в бой две свежие гвардейские армии. И вновь просьба о резервах, а войска Манштейна хотя и медленно, но продолжают двигаться вперед.

И. В. Сталин уже 12 июля знал о провале контрудара и, вероятно, решил, что командование фронта не в полной мере контролирует ситуацию, неумело использует переданные резервы и возможности, а растраченные силы фронта пытается восстановить путем нагнетания обстановки. После катастрофы под Харьковом весной 1942 г. он не мог полностью доверять и докладам члена Военного совета фронта Н. С. Хрущева. Поэтому, чтобы разобраться в ситуации, во второй половине дня 12 июля он связывается с Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым, находившимся в штабе Брянского фронта, и направляет его представителем Ставки ВГК на Воронежский фронт. Одновременно начальнику Генштаба было приказано отбыть на Южный фронт.

Утром 13 июля Г. К. Жуков прибыл к Н. Ф. Ватутину. На КП фронта было проведено совещание, в котором вместе с А. М. Василевским и Н. Ф. Ватутиным присутствовал командующий Степным фронтом генерал-полковник И. С. Конев. На нем были всесторонне рассмотрены сложившаяся обстановка и итоги контрудара.

«Было решено, — вспоминает Г. К. Жуков, — чтобы добиться лучших условий для контрнаступления фронтов, еще энергичнее продолжать начатый контрудар, чтобы на плечах отходящего противника захватить ранее занимавшиеся им рубежи в районе Белгорода»[542]. Но до этого было еще далеко.

Анализ хода боевых действий показал, что никакого продолжения контрудара под Прохоровкой, напоминающего по масштабам или замыслу события 12 июля, не было, да и быть не могло. Однако Георгий Константинович со свойственной ему решительностью потребовал продолжить энергичные контратаки, чтобы не дать возможности противнику сосредоточить на отдельном участке значительные силы. Похоже, существенное влияние на решения, принятые 13 июля в штабе фронта, оказали данные разведки.

Командующий фронтом на основе оценки того, как неприятель действовал 12 июля, еще допускал возможность активных действий гвардейских армий под Прохоровкой и считал их контрудары основной формой срыва плана врага по окружению наших войск в этом районе. Вот лишь две цитаты из переговоров Н. Ф. Ватутина с командармами, которые свидетельствуют о его замысле: