Прохоровское побоище. Правда о «Величайшем танковом сражении»

Однако противник еще не отказался от наступательных целей и стремится ежедневным наступлением главными силами обойти Обоянь с востока, а также расширить захваченный плацдарм.

С целью окончательного истощения сил наступающей группировки противника армиям Воронежского фронта перейти к упорной обороне на занимаемых рубежах с задачей не допустить прорыва противником нашей обороны…»[771]

Этот приказ отменял предыдущий — на начало контрудара 12 июля. Некоторых исследователей сбивает с толку точка зрения, которая доминировала в советской историографии Курской битвы. Согласно ей контрудар, начавшийся 12 июля, в этот же день и был успешно завершен. Хотя оборонительная операция еще продолжалась. Однако это не так: цель, поставленная перед войсками фронта 12 июля, достигнута не была. На совещании 13 июля с участием заместителя Верховного Главнокомандующего Г. К. Жукова было принято решение продолжать наносить контрудар, при этом была лишь изменена форма его проведения. Официальным же документом, который прекращал контрудар, являлся именно приказ от 16 июля 1943 г.

Понеся большие потери и окончательно потеряв веру в победу, гитлеровские войска также перешли к обороне. Но удерживать район вклинения — протяженностью до 90 км по фронту и глубиной до 35 км — оказалось делом рискованным, учитывая возможность ударов советских войск под основание выступа. Командование группы армий «Юг» приняло решение немедленно вывести главные силы из боя и отвести их на рубеж, который они занимали до начала наступления.

Командование Воронежским фронтом уже 15 июля предполагало, что неприятель в ближайшее время, день-два, начнет отход, поэтому вечером командующий 5-й гв. ТА был вызван в штаб фронта. П. А. Ротмистров вспоминал:

«Ночью меня вызвали на КП генерала армии Н. Ф. Ватутина. К моему приезду А. М. Василевский уже улетел в штаб Юго-Западного фронта, а Г. К. Жуков отдыхал.

Командующий фронтом информировал меня о положении на Воронежском, Центральном, Западном и Брянском фронтах.

— По имеющимся у нас данным, — говорил Н. Ф. Ватутин, — успехи советских войск под Орлом поставили немецкое командование перед необходимостью принять решение об отводе четвертой танковой армии и оперативной группы «Кемпф» на рубежи, с которых они начинали наступление. — В комнате было душно, и распахнутые настежь окна не приносили прохлады. Ватутин расстегнул воротник гимнастерки и продолжал: — Так вот, нам надо не упустить момент, когда противник начнет отводить свои войска, наседать на него, бить, как говорится, в хвост и в гриву. А это лучше всего могут сделать наши подвижные соединения — танковые и механизированные корпуса.

— Все правильно, — согласился я. — Но у нас, товарищ командующий, еще много разбитых машин, хотя к восстановлению поврежденной боевой техники наши ремонтники приступили уже тридцатого июля.

— Понимаю, Павел Алексеевич, — мягко притронулся к моему плечу Николай Федорович. — Я сам внес предложение вскоре после перехода в контрнаступление вывести вашу армию в резерв для пополнения личным составом и боевой техникой. А пока танкистам следует еще раз надавить на фашистов.