Прохоровское побоище. Правда о «Величайшем танковом сражении»

В первом после окончания боя донесении подполковник В. И. Соловьев докладывал, что 2-й сб был сбит с рубежа во время очередной атаки танков и рассеян, связь с ним потеряна. Но это не совсем так. Донесение готовилось по горячим следам, поэтому командир полка еще и не имел всей информации. Ветераны вспоминали, что подходы к левому флангу батальона не были заминированы, левый фланг открыт, от позиций крайней роты до полотна железной дороги на расстоянии около 300 м никого не было. Для борьбы с танками роты имели лишь по нескольку ПТР (за низкие боевые качества этого оружия немцы с иронией называли его «дубиной Сталина»). На всем участке полка (у переднего края) находились лишь две «сорокапятки», приданные 1-я и 5-я батареи 301-го иптап окопались у Михайловки и Прелестного. Большая дистанция не позволяла расчетам вести эффективный огонь по танкам перед первой траншеей полка. Кроме того, авиация противника нещадно бомбила позиции полка. В журнале боевых действий 32-й мсбр, первый батальон которой до 11.30 стоял «в затылок» 26-му гв. вдсп, отмечено, что «наступление поддерживалось самолетами «Юнкерс-88», «Юнкерс-87» и «Савоя».

В сложившейся обстановке, при попытке подразделений вступить в бой с тяжелыми танками, исход был предрешен — батальон неминуемо оказался бы уничтоженным в ходе отражения первой же атаки. Когда противник прошел рубеж стоявшей впереди 2-го сб 26-й тбр и ее мотопехота начала в беспорядке отходить, а за ней стали пятиться назад и танки, в роты по цепочке поступила команда отойти к селу Прелестное.

Без сомнения, этот приказ был отдан комбатом. Вероятно, он решил сберечь людей, но свои действия до конца не продумал. Приняв решение на отход, он не организовал его должным образом, поэтому он выглядел как отступление под огнем противника. Из-за не организованного как следует отвода подразделений много погибло личного состава, еще больше бойцов получили ранения.

Не берусь оценивать решение комбата-2 в той не простой обстановке. Однако, учитывая соотношение сил, нельзя не признать, что батальон не был в состоянии выдержать удар противника, так как бороться с танками было просто нечем. В документах полка отмечается, что подразделения были вынуждены собирать боеприпасы, брошенные на поле. Из воспоминаний участника того боя, комсорга 2/287-го гв. сп мл. лейтенанта А. М. Болмосова[99]:

«В ночь на 11 июля мы вышли к совхозу «Октябрьский» и стали окапываться. Нам сказали: «Завтра будет бой, ройте себе окопы. Они будут для вас или могилой, или крепостью». Бой разгорелся рано утром. Достоверной информации о происходящем у нас не было: одни говорили, что это наши немцев бомбят, другие — что немцы наших. Впереди нас другие части сдерживали противника.

До этого я воевал в Сталинграде, в других местах артиллеристом. Но то, что мне лично пришлось пережить в этот день под Прохоровкой, не имеет никакого сравнения.

Прошло часа два. Прибежали несколько наших бойцов, сообщили, что остальные убиты, а немцы скоро будут здесь.

Вскоре налетела немецкая авиация. Говорили, что это были итальянские самолеты — двукрылые. Летели они низко, бросали футляры, начиненные противопехотными бомбами, в воздухе футляры раскрывались, и бомбы летели, как рой пчел. Думалось: вот-вот упадут на тебя, вжимались в землю, казалось, земля под тобой расступается.

Улетели самолеты, нас накрыла артиллерия. И так — непрерывно, не один десяток минут.

Потом пошли танки. Они выходили с левой стороны, выстраивались в цепь. Я насчитывал более сорока танков против одного нашего батальона. Аунас на этом фланге ни авиационной, ни артиллерийской поддержки — одна пехота.