Проклят тобою

— Королева Илона совершила поступок, который не может быть прощён и заслуживает самого строго наказ…

Его голос срывается и глохнет, ветер уносит последние буквы, словно хочет показать: эти слова неправильные, им здесь не место.

А Ландар между тем продолжает:

— Однако данное злодеяние свершилось во время моего правления. Стало быть, я недостаточно хороший король. Не знаю о бедах и чаяниях своего народа. Не могу уладить конфликты, погасить бунт. А значит, недостоин носить эту корону!

Он срывает свой знак власти и кидает наземь. Корона, поблескивая чёрным боком, звонко падает и катится по брусчатке.

Люди замирают в страхе. Должно быть, ещё ни один король не отрекался от престола добровольно, потому что не справился с должностными обязанностями.

Он отступает назад и произносит совсем уж тихо:

— А теперь я попрошу огласить приговор королевы. Читай на Книгоед.нет

Отправитель ритуалов выступает вперед, картинно разворачивает свиток и зачитывает так важно, будто от этого зависит жизнь всей Сказочной Страны:

— Согласно древней традиции, согрешившая королева будет отведена в лес и привязана к дереву, дабы её растерзали дикие звери. Ежели в течение недели королева останется жива, то будет направлена в Башню Молчания, в коей провела двадцать лет своей жизни, и останется там до тех пор, пока Бог-Гончар не призовёт её.

Толпа ликует, их устраивает приговор, а у меня земля уходит из-под ног, и я заваливаюсь набок…

…к месту казни направляюсь уже без всяких церемоний. Да и красивое платье, пока я была без сознания, сменили на грубое мешковатое рубище, которое всё время путается между ног и замедляет шаг. А останавливаться мне нельзя — сразу шпыняют, толкают в спину, подгоняют. В этот раз толпа вокруг говорлива, весела и возбуждена. Лица скрыты масками, и создаётся впечатление, что вокруг меня скачет множество сбрендивших чудовищ. Так, по местным поверьям, нужно поступать, дабы отогнать злых духов и диких зверей. От себя.

Меня же, если растерзают по дороге, только лучше.

Сначала я высматривала среди них его — в каждой чёрной тени, в каждом всполохе алого края одежд. Но его не было, и чем ближе подступала тёмная стена леса, тем быстрее таяла надежа. Как мороженое под солнцем.

Предатель. Только и способен на пафосные жесты перед публикой. А когда действительно нужна помощь, когда надо спасти, его нет.

Честно сказать, в душе верю, что после всех этих рукопожатий и пронзительных взглядов, Ландар все же устроит моё похищение. Словно в старых добрых приключенческих фильмах: налетит, разгонит провожатых, подхватит меня на руки, прыгнет на коня, и мы умчимся в закат.

Но жизнь — не кино, а сказка обычно содержит не только намёк, но и урок. И если ты его не выучил — жди кары, жёсткой и сказочной. Ага, где бы ещё молодую девушку вели в лес, чтобы привязать к дереву и бросить на съедение зверям? Хотела, Илона, в сказку — получай. И не ропщи теперь!

Близится лес, не появляется Ландар, надвигается паника.

Правда и у моих конвоиров пылу поубавляется, особенно, когда мы подходим к лесу вплотную.

— Кто пойдёт дальше?

— Это же Злобнолес, там чего только не водится…

— Нужно проследить, чтобы приговор был исполнен…

Последним подаёт голос мерзкий горбун, что ковылял всю дорогу сбоку процессии. Никого уродливее я не видела, настоящий Квазимодо.

— Вот ты и проследишь! — отзываются сопровождающие. — Тебе-то, с такой рожей, точно терять нечего, а так хоть на красивую девицу попялишься.

— А ежели не только попялюсь? — отвратительно лыбится горбун, и меня передёргивает от предположения. — Кто за мной проследит? А невдруг она меня очарует, поцелует, а сама того, дёру…

Несмотря на смешки, которыми сопровождается пламенная тирада, собравшие соглашаются с ним.

Верзила, что прячется за маской Сивошкурого, выступает вперёд и басит:

— Уродец прав, девка может пустить в ход свои чары и сбежать. Так что я тоже пойду. Уж я нарушения королевского приказа не допущу.

Вызывается идти ещё один, рыжеватый, плюгавый, с проплешинами и бегающим взглядом.

Так втроём сопровождают меня к месту казни.

Однако смелость их быстро заканчивается, как только деревья смыкают ряды у них за спиной. Поэтому привести приговор в исполнение решают на небольшой поляне неподалёку от лесной кромки.

Тут как раз находится огромное дерево, изъеденное ветрами и дождями так, что кора его — словно наждак. К нему меня и привязывают. Я, конечно, кусаюсь, ору, брыкаюсь, но куда мне против троих мужиков.

Верзила прижимает меня к стволу всей тушей и гаркает:

— Не рыпайся, а то быстро угомоню! — и подносит к моему лицу здоровенный кулак. Горбун привязывает к моим запястьям верёвки, а рыжий с проплешинами тянет их назад и обматывает вокруг ствола. Я будто обнимаю дерево, прислонившись к нему спиной.

Дальше обматывают верёвку через грудь, зажимают так, что едва могу дышать. А если ерзаю или вырываюсь — шершавая древесная кора рвёт одежду и натирает кожу. Мужики отступают и, видимо, любуются: славная работа, ничего не скажешь — скрутили втроём хрупкую бабу.