Проклята луной

Она как-то глупо и неуместно хихикнула, не зная, что сказать умного. Максим обхватил Еву за талию, прижал к груди, в которой колотилось сердце. Он долго целовал её, делился своим жаром и принимал её холод. Влажный от дождя и слез.

А сила переходила от него к ней. И обратно. Текла по невидимым ручьям и не оставляла ни одного, ни другого.

– Я невероятно скучал, – сказал Макс много позже, уткнувшись носом в её шею.

Он скучал? Нет, это она скучала! Только он помогал ей выжить, пройти сквозь обволакивающую пустоту, опустошающий мороз и дикий страх. Он. Её личное солнце.

26.

– Геля, прости меня, – Максим наклонился к Еве и заправил прядку волос ей за ухо. – Я должен уйти.

Иначе он не сдержится – порвет нити. Они так соблазнительно натянуты. Одно движение – и лопнут.

Максим долго бродил по окрестностям деревни. На востоке разгоралась гроза. Первая вспышка обрушилась, когда небо только потемнело, расцвечивая небо серебристым. Грянуло. Брызнули капли. Гром ударил вдали.

С каждым новым раскатом гроза приближалась. Максиму легко дышалось,  и он шел, подставляя лицо дождю. Тот охлаждал пылающие щеки. 

В лесу увял и скорчился в предсмертных муках папоротник, а холмик поплыл.

На кладбище с фотографии смотрела женщина с миндалевидными глазами. По каменному снимку текли слезы-капли, бились о могильный камень. Она рыдала горше, чем само небо. Максу почудилось, будто лицо помолодело, а на граните проступило имя «Ева». Он тряхнул головой, отгоняя жуткое.

Чтобы не было соблазна вернуться, Максим прыгнул в машину и поехал незнамо куда. Проносились голые поля и потемневшие деревья. Пустая трасса. Ливень, стучащий по крыше.

Она там совсем одна. Совсем. Небось догорели поленья. Она может замерзнуть.

Ну и что, если он привязался к ней из-за силы. Пускай! Он никогда не позволит её обидеть и будет охранять её сон бесконечно долго. Нет, то не обычное вожделение. То не страсть ведьмака к ведьме. Он не простит себе, если позволит ей исчезнуть. Она нужна ему как воздух, необходима как вода. Он без неё сгорит дотла.

Машина, взвизгнув тормозами, круто развернулась и поехала обратно. Свет фар вспорол ночь.  Для себя Максим всё решил.

27.

Дом провожал их старческим кряхтением. Макс напоследок сфотографировал его и девушку на его фоне. В свете заходящего солнца фотография вышла особенно красочной. В распущенные волосы вплетался багрянец. Закат осел на щеках розоватым румянцем.

– Не будешь скучать? – спросил Макс у Евы, подхватывая сумки с вещами.

– Мы сюда когда-нибудь вернемся. – Она погладила перила крыльца. – Но если я собираюсь жить нормальной жизнью, то родовой дом – не лучший выход. В нем повсюду воспоминания и отголоски силы. К тому если я соскучилась по работе.

– Мы так и не обсудили, чем ты займешься?

Макс галантно распахнул перед Евой переднюю дверь и даже отвесил шутливый полупоклон. Она долго не отваживалась сказать, но, шумно вдохнув, выпалила:

– Я подумывала пойти в медицинский на заочное. Ты не против?

Он поцеловал её в висок.

– Только за. Настоящая волшебница обязана излечить все смертельные заболевания на свете.

– Я не волшебница, а ведьма, – она нахмурилась, застегивая ремень безопасности.

Макс рассмеялся.

– Да какая ты ведьма, так, недоразумение. – Щелкнул по носу. – Мое недоразумение.

От него пахло летом и солнцем; от неё – студеной зимой. Они были невыносимо разные. И друг без друга бы не справились. А так?.. Будь что будет.