Мысли Марти снова и снова возвращались к тому, что он пережил наверху в доме по Калибан-стрит. Что он видел там, или точнее, чего он там не видел, — это ужасало его гораздо больше, чем собаки или Брир. Те были просто физически опасны. Но то, что происходило с ним в комнате, было опасностью совсем другого рода. Он чувствовал, может быть, первый раз в жизни, что его душе — понятие, которое он отвергал доныне, как христианскую ерунду — что-то угрожало. Что означало это слово, он точно не знал, но подозревал, что не то же самое, что подразумевает под ним Папа римский. Но какая-то часть его, более важная, чем конечности или все тело, почти умерла, и Мамулян был за это в ответе. Что еще может ощутить человеческое существо под давлением? Его любопытство было сейчас большим, чем праздное желание узнать нечто скрытое за завесой — это становилось необходимостью. Как могли они надеяться сражаться против такого чудовища, даже не имея какой-то зацепки в понимании его сути?
— Я не хочу знать, — сказала Кэрис, читая его мысли. — Если он придет, то придет. Здесь мы ничего сделать не можем.
— Прошлой ночью… — начал он, собираясь напомнить ей, как они выиграли схватку. Она отмахнулась от этой мысли, прежде чем он закончил. Напряжение ее лица было невыносимым; жажда инъекции словно сдирала кожу.
— Марти…
Он искоса поглядел на нее.
— …ты обещал, — сказала она, обвиняя.
— Я не забыл.
Он мысленно подсчитал: не стоимость самого наркотика, но потерянной гордости. Ему придется идти за героином к Флинну, он не знал больше никого, кому можно было довериться. Сейчас они оба были беглецами, от Мамуляна и от закона.
— Мне придется совершить «телефонный звонок», — сказал он.
— Так соверши, — ответила она.
Она, казалось, изменилась за последние полчаса. Кожа стала восковой, в глазах появился блеск отчаяния, дрожь усиливалась с каждой минутой.
— Не облегчай ему этого, — сказала она.
Он нахмурился.
— Облегчать?
— Он может заставить меня делать то, чего я не хочу, — сказала она. Побежали слезы. Их не сопровождало рыдание — слезы просто капали из глаз. — Может быть, заставит причинить тебе боль.
— Все в порядке. Я сейчас пойду. Есть парень, он живет с Шармейн, и он сможет достать порошок, не волнуйся. Хочешь со мной?
Она обняла себя за плечи.
— Нет, — сказала она. — Я тебе буду только мешать. Иди.
Он натянул пиджак, стараясь не смотреть на нее — смесь хрупкости и жадности его пугала. На ее теле появились капли пота, он собирался в струйки и мягко стекал по ключицам, бежал по лицу.
— Не пускай никого, хорошо?
Она кивнула, ее взгляд обжег его.
Когда он вышел, она закрыла за ним дверь и пошла обратно сидеть на кровати. Слезы снова потекли. Не слезы тоски, а просто соленая вода. Ну, может быть, в них было немного тоски: по этой снова возникшей хрупкости и по мужчине, который уходил, спускаясь по лестнице.
Он был ответствен за ее нынешнее неудобство, подумала она. Он был тем, кто соблазнил ее мыслью, будто она сможет встать на ноги. И куда эта мысль завела ее, их обоих? В эту горячую камеру в середине июльского утра, и так много зла готово сомкнуться вокруг них.
То, что она чувствовала по отношению к нему, не было любовью. Это была бы слишком тяжелая ноша для чувств. Просто слепая страсть, смешанная с чувством предстоящей потери, которое она испытывала всегда, когда сближалась с кем-нибудь, и каждый раз в его присутствии она внутренне оплакивала то время, когда его рядом не будет.
Внизу хлопнула дверь — он вышел на улицу. Она откинулась на кровати, думая о первом разе, когда они занимались любовью. И о том, что даже это совсем личное дело было подсмотрено Европейцем. Мысль о Мамуляне, появившись однажды, стала похожей на снежный ком на крутом холме. Она крутилась, набирая скорость и увеличиваясь, пока не стала чудовищной. Лавина, снежное безумие.
На секунду она усомнилась, что просто вспоминает: ощущение было такое ясное, такое реальное. Затем сомнения исчезли.
Она встала, кровать заскрипела. Это совсем не было воспоминанием.
Он был здесь.
58
— Флинн?
— Привет, — голос на другом конце провода был сиплый со сна. — Кто это?
— Это Марти. Я разбудил тебя?
— Какого черта ты хочешь?
— Мне нужна помощь.
На другом конце установилось долгое молчание.
— Ты все еще там?
— Да. Да. Мне нужен героин.
Сиплость исчезла, ее сменила недоверчивость.
— Ты на игле?
— Мне нужно для друга, — Марти ощутил улыбку, расползающуюся в этот момент по лицу Флинна. — Ты можешь мне немного достать? Быстро.
— Как много?
— У меня сто фунтов.
— Это не так уж и невозможно.
— Скоро?
— Да, если хочешь. Сколько сейчас времени? — Мысль о легких деньгах и об отчаянном понтере смазали мозги Флинна и сделали их готовыми для работы. — Час пятнадцать? Отлично.
Он сделал паузу для вычисления.
— Зайди через три четверти часа.
Это было действенно; следовательно, как подозревал Марти и раньше, Флинн так глубоко влез в дело, что имел легкий доступ к порошку; может быть, он у него в кармане пиджака.