Кухня, к неудовольствию Перл, немедленно стала местом спонтанных сборищ тех, кто в данный момент не требовался великому человеку. Они собирались вокруг большого стола, требовали бесконечное количество кофе и обсуждали стратегии, для формулировки которых они и собирались здесь. Большинство их разговоров, как всегда, были непонятны Марти, но из отдельных фраз, которые ему удавалось ухватить, становилось ясно, что Корпорация была перед лицом необъяснимой опасности. Были отчаянные разговоры о нарушении стабильности пропорций повсюду; разговоры о вмешательстве правительства, чтобы предотвратить неминуемый крах в Германии и Швеции; разговоры о саботаже, приведшем к катастрофе. Казалось, что объединенная мудрость всех этих профи склонялась к тому, что только искусно разработанный план — на подготовку которого должно было уйти несколько лет — мог так опасно и фундаментально подорвать успех Корпорации. Нашептывали о секретных действиях правительства, о законспирированном соревновании. Паранойя в доме не знала границ.
То, как все эти беспокойные люди сталкивались друг с другом, размахивая руками в своих попытках перебить собеседника и опровергнуть его предыдущие замечания, поражало Марти своей абсурдностью. В конце концов, они никогда не видели всех миллионов, которые потеряли и приобрели, или тех людей, чьи жизни они так жестоко преобразовывали. Это все было абстрактно — просто цифры в их головах.
На третий день, когда первые шаги были предприняты и все молились об избавлении, которое никак не наступало, Марти столкнулся с Биллом Тоем, который был вовлечен в жаркий спор с Двоскиным. К его удивлению Той при виде проходящего мимо Марти подозвал его, резко оборвав беседу. Двоскин, нахмурившись, поспешил прочь, оставив Тоя и Марти одних.
— Ну незнакомец — сказал Той, — Как поживаешь?
— Я о'кей, — сказал Марти. Той, казалось, не спал долгое время. — А вы?
— Я как-нибудь продержусь.
— Какие мысли по поводу происходящего?
Той скривился.
— Да никаких, — сказал он. — Я никогда не был человеком денег. Ненавижу эту породу. Ласки.
— Все говорят, что это катастрофа.
— О да, — спокойно сказал тот. — Я думаю, что похоже на то.
Лицо Марти вытянулось. Он ожидал нескольких слов уверения и подбадривания. Той заметил его неподдельность его разочарования.
— Ничего ужасного не произойдет, — сказал он, — пока мы трезво смотрим на вещи. Ты по-прежнему будешь на работе, если ты об этом беспокоишься.
— Я уже все мозги свернул.
— Не стоит. — Той положил руку на плечо Марти. — Если будет что-нибудь плохое, я скажу тебе.
— Я знаю. Я просто нервничаю.
— А кто нет? — Той еще крепче сжал плечо Марти. — Что скажешь, если мы на пару отправимся в город, когда худшее будет позади?
— Хотелось бы.
— Был когда-нибудь в казино «Академия»?
— Денег никогда не было.
— Я тебе дам. Продуем часть состояния Уайтхеда, а?
— Звучит неплохо.
Озабоченность все еще оставалась на лице Марти.
— Слушай, — сказал Той, — это не твоя драка. Ты понимаешь меня? Что бы ни случилось отныне и дальше, это не твоя вина. Мы сделали несколько ошибок на своем пути и теперь мы должны за это заплатить.
— Ошибок?
— Иногда люди не прощают, Марти.
— Все это… — Марти обвел рукой большой круг, — потому что люди не прощают?
— Дарю тебе это. Это самая лучшая причина в мире.
Марти поразило, что Той стал аутсайдером, что он больше не был основной фигурой в окружении старика, как раньше.
— Ты знаешь, кто виноват? — спросил Марти.
— Что знают боксеры? — сказал Той с безошибочные оттенком иронии в голосе, и Марти вдруг совершенно точно понял, что этот человек знает все.
Дни паники растянулись на неделю без малейшего признака на окончание. Лица советников изменились, но строгие костюмы и строгие речи оставались прежними. Несмотря на появление новых людей, Уайтхед становился все более небрежным к организации своей безопасности. От Марти все меньше и меньше требовалось присутствовать рядом со стариком — кризис, казалось, вытеснил все мысли об убийстве из головы Папы.