Проклятая комната

Поплевав на огрубевшие ладони, он бросился помогать вилланам и лесорубам, изо всех сил тянувшим толстый пеньковый канат, обмотанный вокруг дерева, надеясь сдвинуть с места исполинский ствол. Два десятка местных здоровяков надрывались с самого рассвета, очищая крыши, вспоротые ветками или целыми деревьями. Но этот колосс остался еще от предыдущей бури. Старый многовековой дуб свалился на одну из башен замка Воллор, с оглушительным грохотом безжалостно сметя кровлю и все, что на ней было. Только для того чтобы обрубить все ветви почтенного старца, понадобился целый день, и теперь замок походил на развалины с наискось торчащим из них гигантским колом. И для освобождения строения требовалось выпрямить ствол и оттащить его метров на тридцать.

Гук де ла Фэ выругался и вновь взялся за канат под обеспокоенными взглядами обитателей замка, молящихся о ниспослании сил труженикам в этой неравной борьбе.

— Поддается, мессир, клянусь Богом! — сквозь сжатые зубы прохрипел один из геркулесов, на виске которого набухла голубая пульсирующая вена.

— Тяните! Тяните! — неистовствовал Гук с багровым от напряжения лицом. Глаза его пощипывало от обильного пота.

Медленно, словно мачта судна, освобожденная от снастей, ствол выпрямился.

— Отходите! Отходите! — завопил Гук, когда лесорубы дружно отклоняли дуб от строения.

Они одновременно отпустили канат и их крики смешались с грохотом дерева, обрушившегося на размокшую землю. Гук де ла Фэ вытер потный лоб онемевшей ладонью, ударил по плечу старшего над лесорубами.

— Хорошая работа, Берил, хорошая работа!

— Клянусь Богом, ну и досталось же мне, аж в глотке пересохло, — подмигнул тот, прищелкнув языком.

— Эй, в замке! — весело крикнул Гук. — Пусть принесут вина, да побольше и побыстрее!

Тотчас несколько служанок, приподняв юбки, чтобы не мешали бежать, умчались в замок. А мужчины еще суетились у ствола, освобождая его от канатов, разрубая и откатывая по частям к другим деревьям, наваленным в парке замка.

— Печальное зрелище! — проворчал Берил и сплюнул себе под ноги.

Гук покачал головой.

От всего величия Воллора в это утро осталось лишь само здание с выбитыми стеклами и парк — изуродованный, сплющенный десятками сломанных или вырванных с корнем деревьев. То же самое было и во всем крае. Лес напоминал кучу дров, приготовленных для костра, почти все дома нужно было восстанавливать. А десятки раненых и тела погибших перевезли в чудом уцелевшее аббатство Мутье.

Гук де ла Фэ подошел к пажу, который принес на подносе кубки и кувшины, и не церемонясь поднял кувшин над ртом, струйкой вина освежая пересохшее горло. Затем протянул глиняный сосуд Берилу. Пока тот утолял жажду, Гук отослал остальное вино лесорубам, не перестававшим работать.

— Надо теперь идти докладывать, — вздохнул Гук.

— Я пойду с вами. Вдвоем будет легче, — предложил Берил с вымученной улыбкой.

Гук поблагодарил его веселым подмигиванием. Они были очень давно знакомы и прекрасно изучили дурной характер своего господина. А в это утро настроение его настолько испортилось, что де Шазерон даже не показывался на людях.

— Пойдем, приятель, — бросил Гук, направляясь к уцелевшей части замка.

Франсуа де Шазерон, заложив руки за спину, кружил по единственной комнате с невыбитыми стеклами.

— Перестаньте же скулить, вы выводите меня из себя, — злобно выкрикнул он, в который уже раз поворачиваясь к своей молодой испуганной супруге Антуанетте.

Прошедшей ночью та вообразила, что настал ее последний час, и вместе с горничными, вопившими от страха, забилась под большой стол в главной башне. Ее пронзительные вопли достигали ушей пажей, укрывшихся в подвале, и раздражали супруга, который наперекор разбушевавшейся стихии стоял у окна. Осколками разбитого стекла ему даже поранило лицо, когда дуб свалился на башню.

Антуанетта подняла глаза на мужа, лицо которого покрывали порезы с уже запекшейся кровью, и вместо того чтобы успокоиться, еще сильнее зарыдала. Франсуа почувствовал, как от гнева кровь прилила к голове. Он не выносил женских слез, однако сумел овладеть собой.

— Ведь мы живы и невредимы, Антуанетта. Придите же в себя ради бога! — процедил он. — Что подумают слуги? Уже нет причин для причитаний, уверяю вас!

— Я не плачу, мессир, — всхлипывала Антуанетта, — я стараюсь молиться, о да, я стараюсь… — оправдывалась несчастная, но не смогла удержать новой волны рыданий.

Франсуа подбежал к креслу, в котором она сидела. Вцепившись в подлокотники, он близко наклонился к ней.

— Тогда старайтесь делать это молча! Вы мешаете мне думать!

Уткнув нос в платочек, Антуанетта, чьи глаза были полны слез, кивнула. Конечно, муж прав, но все это было сильнее ее.

В этот момент в комнату вошли Гук де ла Фэ и Берил. Франсуа резко повернулся к ним. Они ожидали взрыва ярости, однако, как ни странно, вид этих мужчин утихомирил его. Твердым шагом он подошел к ним.

— Вы вовремя появились, — только и сказал он. — Следуйте за мной!

Воспользовавшись случаем избавиться от супруги, он, даже не взглянув на нее, вышел из комнаты и направился к своему кабинету. Прево и Берил последовали за ним.