— Ясно… Подожди, а как же ты собираешься использовать энтелехию? Если ты не можешь проникнуть за пределы этого Зерна…
— Зерно — порождение Лесной магии. А значит, тоже растение. Когда карлу создавали его, они ничего не знали о подобных нам. Зерно направлено против физической и магической сил. Моей энтелехии оно не сможет помешать, только будет сдерживать, пока не распадется, но вызвать Мертвый Лес я могу.
— А я не ощущаю своей морфе.
— Потому что ты не я. И Зерно тебя сдерживает. Но меня — нет. Уж поверь, эти карлу сильно удивятся, когда Зерно исчезнет. Так сильно, как не удивлялись с тех пор, когда роланцы захватили Дерево Жизни. А теперь — не мешай. Садись на груз и просто жди.
— Хорошо, Тавил. Я подожду. Только еще один вопрос.
— Какой, чтоб тебя?
— Мы уже давно в Зерне? И Затон не объявлялся?
— Это два вопроса.
— Тавил…
— Знаешь… ты помнишь, как Мастер запрещал тебе использовать Плеть Похорон?
— Помню.
— Уход в Тень для Затона намного опасней. Я слышал один раз… разговор, не предназначенный для моих ушей. Мастер предупреждал, что Затон погибнет, если Уход будет глубоким. А та пламенная тварь… Затон должен был глубоко погрузиться в Тень, чтобы спастись. Скорее всего он умирал уже в тот момент, когда спас нас двоих от убоговского чудища.
— Значит, он…
— Это будет третий вопрос, Ахес. Ты просил об одном. Так что заткнись и не мешай мне. Если хочешь — проводи Затона в Посмертие добрыми словами. Даже Олекса можешь проводить. Только про себя. И…
— И?
— И не мешай мне, понял?!!
— Иу…
Сознание возвращалось с неохотой, как одолженные друзьям деньги. Тело болело, хотя вроде никто не бил, к тому же еще и тошнило так, будто он собирался рыгать собственными внутренностями. Вот и расплата, расплата за обещание стать Высшим и даже носферату без пития крови. А ведь Посвящение Светом позволяет только из Низшего перейти на следующий уровень упыриной эволюции, дальше без крови — никак.
Так ему сказал Первый Незримый Постигающих Ночь.
Так он ответил Первому Незримому, придя к нему с Вадларом спустя много времени.
И Первый Незримый ничего не смог ответить. Только попросил, чтобы он пока больше ничего подобного не делал. И отправился на встречу с его отцом, уже одним этим благословляя заговор против Правящих Домов.
— Иу…
— Хватит уже, а? Наконец-то очнулся, а то все валялся и стенал: «Иу, Иу!», — мрачно сказал Вадлар.
Понтей приподнял голову, тут же загудевшую, как пустой котел после удара. Сфокусировал зрение и осмотрелся.
— Где это мы? — придя к выводу, что зрение он не сфокусировал, спросил Сива.
— В камере.
Получив информацию, Понтей решил, что осмыслить ее он тоже не может. Перевернувшись на спину и раскинув руки, он стал приходить в себя. Но лучше почему-то не делалось.
— Вадлар…
— А?
— Что со мной?
— А это, Понтеюшка, и есть то, о чем каждый из нас знает с детства, но не каждый благодаря Куполу испытал.
— Что?
— Воздействие это, говорю.
— Воздействие…
Ну да, ведь он уже об этом думал. Воздействие. Значит, Проклятый Путник поднялся. И судя по тому, как ему хреново, давно в зените. Воздействие… Проклятый Путник!
— Иу!
Понтей рывком поднялся, мигом позабыв о бессилии.
— Иукена…
Воздействие оскалило гнилые зубы боли и навалилось на Понтея всей своей тяжестью. Сива застонал и бессильно осел. Вадлар хмуро посмотрел на него, перестав разглядывать камеру, которую уже успел изучить лучше, чем дом родной. Впрочем, его дом родной был побольше этой комнатушки два на три метра и два с половиной метра в высоту. И убранств здесь было куда меньше, вернее, их совсем не было, — голый пол, голые стены да дверь, за которой маячили четыре карлу. Изучить камеру за то время, что они здесь находились, было несложно. С тех пор как унесли находящегося без сознания Намину Ракуру, прошло часа три, и времени для постижения пятнадцати метров было даже больше, чем нужно.
— Ты бы поменьше двигался, — посоветовал Фетис Понтею. — Здесь не Лангарэй, и Купол не защищает от Проклятого Путника. Каждое твое действие встретится с сильным противодействием. Хорошо, что мы под землей, так тебе полегче.
— Иу… Она… не появлялась? Карлу больше никого не ловили?
Вадлар промолчал. Но молчание это было многозначительнее слов.
— Я… — Понтей сглотнул. — Я не чувствую ее… ее Силы Крови.
— Понтей…
— Но она… когда мы вошли в Лес… она… я чувствовал ее.
— Понтей…
— Она не может… не может умереть… Не должна…
— Понтей!
— Но я не чувствую ее! Слышишь?! Не чувствую! Понтей вскочил, превозмогая Воздействие, и бросился к двери. Принялся стучать, крича, прося, умоляя, бессвязно бормоча, что его должны выпустить, что он должен найти Иукену, что она без него пропадет, что она…