— Твои щеки снова ярко-красные, — указал он, откидываясь на руки.
— Ага, тогда тебе точно не стоит их смотреть.
— Если тебя это, правда, беспокоит, я не стану смотреть, — он протянул мне блокнот.
Я уставилась на него. Один последний секрет, открыть его и что? Я смотрела ему в глаза, забирая блокнот. Мои рисунки были очень личными, как отражение моих сокровенных мыслей. Позволить кому-то на них посмотреть все равно, что встать обнаженной перед толпой, раскрываясь совсем не так, как мне хотелось бы. А потом я вспомнила, как он выглядел, когда смотрел впервые на мои шрамы. Он не пялился на них. Он смотрел на мое лицо и не потому, что не мог на них смотреть, а потому, что ему было все равно. Они не имели для него значения.
Приняв решение, я дрожащими пальцами со второй попытки открыла блокнот. В перчатках было еще сложнее.
— Эти… эти были до аварии. Цветы, пейзажи, а это — Суши.
Хайден сел рядом со мной. Он указал пальцем на плоский нос.
— Вау. Этот кот был уродливым.
Я мягко рассмеялась, перевернув страницу.
— Папа.
Он остановил меня, прежде чем я перевернула страницу.
— Он похож на доброго человека.
Я провела пальцами по картинке. Я рисовала его по памяти, и у меня ушло несколько попыток, чтобы правильно изобразить линию его челюсти и слегка вздернутый нос.
— Он таким и был.
— Эм, я, правда, сожалею о твоем отце.
Я сглотнула, кивнула и перевернула страницу.
— Это, конечно же, Оливия и мама. А это…
— Горы Сенека, Эм, у тебя очень хорошо получается. Я серьезно.
— Я не знаю. Пики могли бы быть помягче, не такими острыми и твердыми.
Он потянулся и сам перевернул страницу. Водя пальцами по рисункам, он комментировал каждый, прежде чем перевернуть страницу. Когда он дошел до наброска его же рук, я не уверена, что он понял, кому они принадлежали, но на этом он не остановился.
Я закрыла глаза, когда он увидел мой первый набросок себя самого. Он ничего не сказал. Кажется, он даже не дышал. Я слышала лишь шелест страниц, когда он их переворачивал, одну за одной.
— Когда ты нарисовала эти? — спросил он хриплым голосом.
— Первый через пару дней после приезда сюда, а вторые — просто время от времени, — я потерла рукой подбородок и рискнула поднять на него глаза. Он пораженно смотрел на меня. Глаза были широкими и яркими, а губы раскрылись.
— Что?
— Я этого не ожидал.
— Это странно, да? — я закрыла блокнот и убрала его. — Я не хотела вызвать такие ощущения. Просто у тебя такое лицо и эти линии и изгибы. Я… я должна была его нарисовать. Я надеюсь… — его губы прервали поток моих глупых оправданий. Он приблизился ко мне, углубляя поцелуй, пока я не растворилась в удовольствии от него.
Хайден мягко отстранился и опустился на спину. Он смотрел наверх сквозь ветки, выражение его лица было странно умиротворенным.
— Ты в порядке? Я… я сделала тебе больно?
— Нет, — быстро сказал он, нашел мою руку и сжал ее. — Ты хочешь знать, почему я так доверяю своему отцу? Откуда я знаю, что он никогда бы не причинил тебе вреда?
Это был не тот разговор, который я хотела бы начать сейчас, но все же кивнула.
— Хочу.
Его губы тронула улыбка.
— Когда я говорю, что он спас мне жизнь, я не преувеличиваю. Не единожды, а дважды. Впервые, когда он нашел меня в приюте. Если бы он не нашел меня, не думаю, что я бы выжил.
Я села, все еще держа его за руку. Я не смела заговорить, давая ему возможность продолжить.
— Все было плохо. Были дни, когда мне нечего было есть. А если меня ловили на краже еды? Наказание было… болезненным. И поначалу все было лучше, гораздо лучше в Отделе. А потом они начали так называемую программу ассимиляции, и я стал кандидатом. Сначала Кромвел не знал, что входило в эту программу. Ею управлял доктор Иштар, — он остановился, нахмурив лоб. — Они использовали все, что могли придумать, Эмбер. Все для тренировки выдержки.
— Тренировки выдержки?
Он кивнул.
— Потому что у ребят вроде меня были проблемы с контролем дара, когда мы были… хотя, скорее всего, все время и доктора создавали ситуации с повышенным уровнем стресса, которые провоцировали наши дары снова и снова до тех пор, пока не находили спусковой механизм. Некоторые их поступки снесли бы тебе крышу.
Я хотела расспросить подробнее. Может, это было самосохранение, но впервые чувство здравого смысла пересилило.
— Ты долго участвовал в программе?
— Достаточно долго, — ответил он, убирая руку от моей. — Когда отец увидел, что они делали со мной, как буквально сводили с ума, он забрал меня оттуда и привез сюда. С тех пор Отдел и доктор Иштар говорят о том, что они изменили программу. Я знаю, что он сказал, что отправит меня туда, Эмбер, но он никогда бы этого не сделал. Даже само то, что программа ассимиляции работает уже ужасно. То, что мне приходилось делать… — он молчал несколько долгих минут. — В любом случае, он этого бы не сделал.
— Как ты можешь быть так уверен?
Хайден наклонился ко мне поближе и улыбнулся.
— Потому что он знает, что если что-то случится с тобой, это причинит мне боль.
— Мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это, Хайден. Это так неправильно.