Проклятая реликвия

— Я видел его раньше, — заметил Абель. — Он называет себя Бен Соловей. Надо полагать, это его сценическое имя. Но ему бы больше подошло Бен Сорока.

Немного повозившись с лютней, чтобы подогреть зрителей, певец по имени Соловей запел под свой аккомпанемент. Он обладал приятным голосом, хорошо слышным, несмотря на все крики и возгласы ярмарки. Слова звучали отчетливо.

Сударыни и судари, добрые люди, подходите сюда,
Слушайте и сердцами вбирайте мои слова.
Кошельки берегите,
Воров стерегитесь,
На ярмарке этой, на ярмарке этой.

Держите вещички покрепче свои.
Держите получше свои кошельки,
Чтоб не пожалеть, что вас нянька не уморила.
Полно здесь паршивцев, созревших для петли,
Но всех хуже мистер Срежу-Кошели.

И все в том же духе, с такими же отвратительными стишками. Но зевакам, похоже, это нравилось, они то кивали в такт своим чувствам, то разражались смехом над глупостью тех, кто становился жертвой «мистера Срежу Кошели».

— Повесить следует его… — заявил я.

— Довольно жестоко, — отозвался Джек.

— …за рифму «петли-кошели», — закончил я.

— Это называется «Берегитесь карманных воров», — сказал Абель.

— Очень предприимчивый певец, — заметил Джек.

— О, очень, — согласился Абель. — Посмотрите на того типа с краю. Его зовут Питер Перкин.

Немного в стороне от основной группы стоял низенький мужчина, слегка наклонив голову в сторону, чтобы лучше слышать певца. Он щурился, словно старался сосредоточиться на словах. Но я заметил, что глаза его из-под полуприкрытых век так и стреляли во все стороны. Одет он был так, будто только что явился из деревни. К простецкой шляпе даже прилипло несколько соломинок. Ага, подумал я, спорю, я знаю, зачем эти соломинки…

Певец в красном берете спел полдюжины куплетов, все о подлости воров-карманников и о необходимости честным гражданам быть настороже, а Питер все стоял, наклонив голову. Когда певец ударил по струнам лютни, обозначая конец песни, и руки зрителей вспорхнули над карманами и мешками, глаза коротышки забегали еще быстрей. Соловей закончил цветистым аккордом, и этот зритель начал аплодировать громче всех. Однако я заметил, что он за своим кошельком не полез.

Певец снял берет и пошел по кругу, улыбаясь, как улыбаются все исполнители, закончив представление. Если верить выражению его лица, каждая монета, упавшая в перевернутый берет, оказывалась для него подлинным сюрпризом. Как, словно говорил он, вы хотите сказать, что мне еще и заплатят за то, что для меня — чистое удовольствие! Его небольшая аудитория начала расходиться, а он — перекладывать монеты в свой собственный кошелек весьма натренированными движениями, и тут я заметил, что он едва заметно мотнул головой своему сообщнику, Питеру Перкину. Вы бы в жизни не догадались, что между этой парочкой есть какая-то связь, если бы не этот кратчайший жест. Второй джентльмен небрежным шагом пошел вслед за двумя очень полными дамами. Можно не сомневаться, после того, как он облегчит им ношу, он отправится за остальными зрителями, чьи пухлые кошельки успел заметить, пока притворялся, что слушает Соловья.

Можно только восхищаться продуманностью их действий. Певец привлекает толпу и получает от них честное подношение, спев песню о том, что нужно следить за кошельками. Тем временем его пособник присматривается, куда прячут кошельки.

Он сберегает себе кучу времени, точно зная, на какую часть тела следует нацелиться. И ни один мужлан, держащийся за свое земное достояние, как за собственную жизнь, не будет в безопасности. Просто поразительно, как соломинка, заткнутая за ухо, усыпляет бдительность, а у нашего приятеля в простецкой шляпе имеется неплохой запас соломинок.

Более грубая пара воров обчищала бы зрителей прямо во время представления. Но тут кроется двойное неудобство: певцу не заплатят за его страдания, если кошельки исчезнут, а столь малый доход — это лишения, а кроме того — вероятно, это гораздо важнее — могут возникнуть подозрения, что он нарочно отвлекает толпу. А так Бен Соловей может спокойно устраиваться в другой части ярмарки. Этот фокус они со своим сообщником могут исполнять два-три раза за день, в зависимости от того, насколько они жадные.