Проклятая рота

На этот раз пирамида находилась в стороне, дороги не загораживала, никого на ее верхушке не было, и все же она казалась жуткой. Возникало ощущение, что сейчас она уйдет в землю, а затем вынырнет перед самыми мордами коней, и орущий мужик радостно ухмыльнется нам окровавленным ртом.

Брр, вот это точно глюки! Откуда я придумал этот рот?

Я же не видел ничего подобного!

Но Вихрь на пирамиду даже не глянул, не повернул коня и на десятую долю градуса. Мы проехали мимо пирамиды, оставив ее каким-то десятком метров правее, и никто на нас не напал, ничего не случилось.

Затем впереди показалась река, и я облегченно вздохнул.

Слава богам, упавшим и стоящим, но кладбище с его жуткими чудесами осталось позади.

– Игген – право, Хахаль – лево, – приказал Вихрь точно так же, как и во время прошлой переправы.

Разве что вперед на этот раз отправили Рапошана.

Облизавшая сапоги вода показалась мне жутко холодной, зато солнце жарило так, что мозги едва не вскипали. На крутой берег я взобрался с трудом и, чтобы не упасть, вынужден был опереться о ствол дерева.

– Привал, – велел десятник, и я посмотрел на него с удивлением: неужто это ради того, чтобы я мог прийти в себя? Не похоже на нашего бесстрастного и безжалостного эльфа.

Но, похоже или нет, стоило пользоваться его добротой, так что я брякнулся прямо на траву и закрыл глаза. Полежу, подремлю, – подумалось мне, – а там, глядишь, и сил прибавится, и синяки болеть будут поменьше…

Заснул я мгновенно, а проснулся от звучавших рядом возбужденных голосов. Приподняв голову, обнаружил, что Вихрь разговаривает с сидящим на лошади сутулым типом, облаченным в широкополую шляпу.

Ба, да это же Мухомор! Откуда он тут взялся?

– Ну что, где Рыжий? – спросил колдун и завертел головой.

– Тут, – ответил я, приподнявшись.

Мухомор уставился на меня так, словно увидел привидение, на морщинистой физиономии возникла улыбка.

– Что вы с ним сделали? – спросил он. – За что?

Разведчики захохотали, даже десятник улыбнулся.

– Да я просто пива попросил, холодного, – буркнул я. – А они сразу драться.

– И неудивительно, – Мухомор спрыгнул со спины лошади, ловко, точно молодой. – Вы можете ехать, – сказал он Вихрю, а затем вновь посмотрел на меня. – А мы останемся.

Мне очень хотелось спросить «зачем?», но я хорошо усвоил, что от лишнего любопытства бывают только проблемы, и поэтому смолчал. В тишине пронаблюдал, как разведчики рассаживаются в седла, машут нам руками и удаляются почему-то не на север, а на запад, вдоль реки.

– Теперь займемся тобой, – сказал Мухомор, вновь улыбаясь во все тридцать шесть гнилых зубов.

– В смысле? – я насторожился.

С него станется превратить меня в лягушку и оставить «на поселении» в каком-нибудь болоте – так меня инквизиторы точно не найдут.

– В благоприятном, – колдун подошел ближе. – Хочешь взглянуть на себя? Вставай.

Я поднялся, а он развел ладони, и воздух между ними замерцал, в стороны полетели искры. Миг, и между рук Мухомора повисло нечто вроде прямоугольного зеркала без рамки.

А в нем я увидел свою физиономию.

Да, родная мама Рыжего вряд ли бы узнала в этой образине собственного сына – рожа опухла от синяков, глаза едва видно, нос свернут набок. Единственное, что осталось таким же, как и раньше, – яркие и густые волосы, торчавшие во все стороны, изображая взрыв на макаронной фабрике.

– Потом еще разок глянешь, после всех, хе-хе, операций, – заявил Мухомор. – Останешься доволен, если я чего понимаю в этой поганой жизни.

– Ты собираешься изменить мою внешность с помощью магии? – догадался я.

– Нет, – он покачал головой. – Любые чары будут заметны тому, кто сильнее меня, а Арсаир ва-Рингос, Верховный Носитель Света Южной Четверти, обладает большим могуществом, чем есть у меня и жирного любителя железных побрякушек.

Это он так «приласкал» Семерку.

– Есть другие методы, попроще, – Мухомор встряхнул руками, и «зеркало» исчезло. – Начнем с волос.

Первым делом он вытащил из сумки на поясе большие, тупые на вид ножницы. Усаженный на подходящий пенек, я подставил голову, и рыжие пряди полетели на траву, на плечи. Шею вскоре защекотало.

Колдун обошел меня кругом, встал спереди, и я увидел, что он держит уже не ножницы, а бритву, мало похожую на «Жилетты» моего родного мира – устрашающее приспособление, острое и длинное, больше подходящее для того, чтобы перерезать глотки, чем для бритья.

«Ну, все, сейчас буду весь в порезах», – подумал я.

Но Мухомор обращался с бритвой на удивление ловко и ни разу не причинил мне боли.

– Теперь вот это, – сказал он, вытаскивая из той же сумки флакон темного стекла. – Выливай на ладонь и втирай в кожу… голову, лицо, шею, чтобы до самого ворота. Одежду лучше снять.

Пришлось мне раздеться до пояса.

Во флаконе обнаружилась темно-алая густая мазь совершенно без запаха, и, нанося ее на себя, я ничего не ощутил. Но в один момент глянул на ладони, и сообразил, что кожа на них потемнела, стала куда более смуглой.

– Вот так неплохо, – Мухомор отступил на шаг, критически посмотрел на меня. – Отлично. С синяками тебя уж точно никто не узнает, даже Визерс и парни из его десятка.