Проклятая шахта. Разгневанная гора

Я рассмеялся и рассказал ей все как было, ничего не скрывая. Я погряз в самоуничижении, объясняя, что чувствуешь, когда пилят кость без анестезии, и к тому же знаешь, что эта пытка будет повторяться снова и снова. Я видел, что причиняю ей боль. Но она не остановила меня, и я продолжал:

– Понимаешь, я ничего не помню. Я знал только одно: меня снова оперировали, и я отчаянно кричал, впадая в бред, а после операции мне говорили, что больше их не потребуется, что они получили все…

Внезапно я остановился, почувствовав, что кто-то стоит у меня за спиной. Я оглянулся и увидел Алека Риса. Увидел напрягшиеся мускулы его шеи и кровь, прилившую к лицу от охватившего его бешенства.

– . Однажды я уже предупреждал тебя, Фаррел, что сверну тебе шею, если ты попытаешься снова говорить с моей сестрой.

Я поднялся, а он продолжал:

– Думал, наверное, успеть, пока я в аэропорту. Его власть над сестрой была очевидна, и я почувствовал, как во мне нарастает злоба.

– Сядьте оба, – спокойно проговорила Элис, схватив Алека за руку. – У Дика весточка для тебя от Максвелла.

Он недоверчиво взглянул на меня:

– Где ты видел Мака?

– Вчера в Пльзене, – ответил я. Потом я повернулся к Элис: – Извини нас. – И отошел с ним к окну.

– Тучек здесь? – спросил я. Он пристально смотрел на меня.

– Что тебе известно о Тучеке? – спросил я. Было очевидно, что он мне не верит.

– Ян Тучек арестован в четверг. Максвелл помог ему бежать этой ночью. Тучек и генерал чешских ВВС должны были прибыть в Милан вчера утром.

– Я не верю ни одному твоему слову.

– Меня не интересует, веришь ты или нет. Максвелл просил меня увидеться с тобой по приезде в Милан и сказать, чтобы ты немедленно сообщил, прибыли они или нет. Он боится, что они попали в. аварию, так как им было сказано связаться с тобой сразу же по прибытии и Милан, а от тебя не поступило никаких известий.

Он засыпал меня уймой вопросов, потом выпалил:

– Почему, черт побери, ты нс сообщил мне об этом в аэропорту?

– Твое поведение не позволило мне приблизиться к тебе, – ответил я.

– Что ты делал в Пльзене? Я рассказал:

– Ты действительно представляешь эту фирму? Он все еще не доверял мне.

– Да. Но ведь ты, черт побери, имеешь возможность проверить правдивость моих слов.

– Конечно. И сделаю это немедленно. Но предупреждаю, если ты ведешь двойную игру… – Он крутанулся на каблуках, но потом снова повернулся ко мне: – И держись от Элис подальше, пока ты здесь.

Он подошел к сестре, что-то сказал ей на ухо, потом, бросив на меня суровый взгляд, поспешно удалился.

Я вернулся к столу и вновь почувствовал прикованный к моей ноге взгляд Элис. Она принялась собирать чайную посулу, словно сама намеревалась отнести ее к стоике. Поскольку она молчала, я спросил:

– Как долго ты пробудешь в Милане?

– Не долго. Я собираюсь в Рапалло, а потом с друзьями Алека в Канны.

– Надеюсь, ты хорошо проведешь время. – пробормотал я.

– Будет прекрасная, солнечная погода, и, я думаю, мы получим максимум удовольствия, – сказала она чуть слышно. И потом совсем тихо добавила: – Пожалуйста, уходи. Дик.

Я кивнул:

– Да. Ухожу. До свидания.

– До свидания.

Она сидела потупившись и даже нс подняла на меня глаз. Я вернулся к своему столику, собрал вещи и направился к выходу. Когда я проходил мимо нее, она сидела, отвернувшись к окну. В дверях я задержался на минуту в надежде, что она подаст мне какой-нибудь знак, но напрасно.

Они покинули отель утром на следующий день. Я не знаю, куда они переехали. Знаю только, что, нс увидев их за завтраком, я обратился к портье и таким образом узнал: они уехали.

Было бесполезно заниматься делами в воскресный день. А было как раз воскресенье. Солнце сияло в безоблачном небе, и на улице было тепло. Я направился по Виа Виттор Пизанн к парку. Я смотрел на девушек в ярких летних платьях, на радостные и счастливые смуглые лица вокруг, и на душе у меня стало легко. Таинственное исчезновение Тучека и мои неприятности с чешской тайной полицией казались далекими, словно стали частью другого мира. Деревья в садах покрылись свежей листвой. Вокруг бурлила жизнь. Я сел на скамейку и отдался ласке нежного весеннего солнца. Было приятно вот так просто сидеть расслабившись. Завтра начну работу, а сегодня можно наслаждаться отдыхом. Я навсегда запомнил этот блаженный час, проведенный в миланском парке. Он запечатлелся в моей памяти в образе оазиса в пустыне. Это было счастливейшее мгновение, казавшееся почти прекрасным, потому что оно оказалось между моим прошлым и будущим. Я помню девочку, бежавшую за большим желтым мячом, ее белозубую улыбку, шелковистые черные волосы и темные глаза, искрящиеся смехом. Ее мать сидела рядом со мной и, прикрывшись шалью, кормила малыша грудью. Она простодушно поведала мне, что надеется поехать в этом году в Геную. И все это время я видел перед собой толпы нарядно одетой публики и слышал жизнерадостные голоса.

Эта удивительная атмосфера казалась особенно прекрасной после мрачной действительности Чехии. Все равно что слушать Россини после Вагнера.