Проклятая шахта. Разгневанная гора

– Горячей воды, – ответил я, и она тут же с облегчением вздохнула Когда она набирала воду из горячего крана, я спросил: – Почему мою мать держали за решеткой в той комнате? – Девушка не ответила, и я повторил свой вопрос. – Они считали ее сумасшедшей?

Она протянула мне кувшин, глядя прямо на меня, однако из-за клубов пара я не видел ее лица и глаз.

– Это правда? – настаивал я.

– Прошу вас, – едва слышно проговорила она. Я взял кувшин и поставил его на стол.

– Это из-за того… из-за того, что случилось с твоей матерью? – спросил я.

Она повернулась, словно желая выбежать из комнаты, но я схватил ее за плечи.

– Это правда? – повторил я. Я чувствовал, что она вся дрожит, совершенно так же, как это было, когда она пришла ко мне в комнату. – Это правда? – Мои пальцы впивались ей в плечо. Она вскрикнула, но мне было безразлично. Я должен был узнать.

Она медленно кивнула.

– Как все это было? – крикнул я. – Скажи, как это было? – Я продолжал сжимать ее плечо, и она стала вырываться.

В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошла старуха. Я отпустил Кити и взял кувшин. Старуха усмехалась. Я вернулся в помещение для мужчин.

Соскребая со тек щетину, я снова стал думать о матери. И вдруг понял, что мне просто необходимо узнать правду о том, что произошло в те предвоенные годы, когда была убита мать Кити, а мою мать заперли в этой ужасной комнате в мансарде.

Я кончил бриться и прошел через двор к парадной двери. Когда я вошел в кабинет к капитану Менэку, дверца сейфа была открыта и он бросал в огонь какие-то бумаги.

– Одну минутку, Прайс, – сказал он. – Просто навожу порядок… на всякий случай. – На губах его мелькнула улыбка – улыбка заговорщика. Я был совершенно уверен, что вся эта ситуация доставляет ему удовольствие. – Налей себе и выпей, – сказал он. На столе возле него стоял бокал с коньяком. Он придвинул ко мне бутылку с итальянским ярлыком. – Жалко выбрасывать, – добавил он, – но здесь ничего нельзя оставлять. Возьми бокал вон там, на камине.

Я налил себе и выпил, думая все время о девушке, об этом доме и обо всей этой невероятной ситуации, в то время как Менэк занимался своим сейфом. Я заметил одну интересную подробность: пачка денег, от которой он отсчитывал купюры, когда платил Малигану, исчезла. В сейфе вообще не было денег, исчезли даже мои сто сорок пять фунтов.

Наконец он выпрямился и закрыл сейф.

– О'кей, – сказал он.

Мы прикончили бутылку и вышли, сразу же окунувшись в густой туман. Выходя из дома, я оглянулся через плечо. Окошечко, забранное железной решеткой, в темнеющей сквозь белесый туман рамс, казалось, следило за нами. Л в окне нижнего этажа я заметил лицо старика, который смотрел нам вслед, прижавшись к оконному стеклу. Это было страшное, донельзя напряженное лицо. Глядя на него, я понял, что мы вместе с его сыном намереваемся разрушить то, чему он отдал тридцать лет своей жизни. Он предлагал мне двести пятьдесят фунтов только за то, чтобы я отсюда убрался.

Дом как будто бы отступил, оставив лишь призрачные очертания, а потом окончательно исчез, поглощенный туманом. Казалось, что вообще не было никакого дома, что все это мне приснилось в кошмарном сне. Воздух был неподвижный, тяжелый и холодный. Сквозь глухое бормотание моря, бурлящего у прибрежных скал, слышался отдаленный стон сирены со стороны маяка Пендин-Уоч, расположенного к северу от нас.

Капитан Менэк шел впереди по скользкой тропинке, где ползали черные улитки и торчали тощие высокие стебли папоротника, пробившиеся сквозь каменный мусор. Мы миновали старое машинное отделение – его полуразрушенная труба упирала свой кирпичный палец в белесые клубы тумана; затем прошли мимо арки – это было все, что осталось от компрессорной, – спотыкаясь о ржавеющее железо, могилы некогда работавших механизмов. Потом шли старые забои, окруженные каменными стенками, и обширные бетонные чаны, полуразрушенные морозом, в которых промывалась руда. Туман рассеивался, по мере того как мы поднимались на вершину холма. Из белесого он сделался золотистым. Между нами и солнцем оставалась лишь прозрачная вуаль влаги. Его радужное сияние слепило глаза.

Мы вышли на каменистую дорогу. Шины тяжелых грузовиков оставили глубокие колеи в тех местах, где глинистый грунт не был защищен обломками камня. Дорога привела нас к беспорядочному скоплению каменных сараев под железными крышами. Менэк вошел в ближайший из них. В углу стоял небольшой станок для заточки буров. Он взял комбинезон и протянул его мне.

– Примерь, – велел он. – Ты ведь того же роста, что и мой отец. А вот его резиновые сапоги. Они тебе понадобятся. В шахте полно воды.

Вся одежда мне оказалась впору, и, когда мы облачились в комбинезоны и, сапоги, надели шахтерские каски и заправили каждый свою лампу, он повел меня к самому большому сараю, в котором находился подъемник.

Туда вели широкие ворота, и видны были следы грузовиков, подходившие к самому подъемнику.