Проклятая шахта. Разгневанная гора

В гостиной, обставленной массивной резной мебелью, мои ноги по щиколотку утонули в шерстяном ковре. Стены здесь были затянуты темными гобеленами. Потом он провел меня в комнату, обставленную современной мебелью. Контраст был ошеломляющий. Жирный пекинес слез с шелкового пуфика и вперевалку направился ко мне. Он пренебрежительно обнюхал мои брюки и вернулся на свой пуфик.

– Жена обожает собак этой породы, – сказал Сисмонди. – А вы любите собак?

Я подумал, что он сам похож на эту собаку.

– Да, – сказал я. – Очень люблю…

И вдруг я запнулся. Откинувшись на ворох подушек, на огромной кушетке сидела девушка. Ее платье сливалось с зеленым шелком обивки, и я мог различить лишь ее лицо – бледное, овальное лицо Мадонны в ореоле черных как смоль волос. А ее глаза оказались тоже зелеными. Как у кошки. Губы на бледном ее лице были подобны кровавой ране. Я. кажется, понял, почему Сисмонди встретил меня стеклянной улыбкой.

Тут он вдруг спохватился:

– Синьор Фаррел. Графиня Валле.

Я поклонился. Девушка даже не шевельнулась, но я ощутил на себе ее пытливый взгляд и оттого чувствовал себя как лошадь, выставленная на продажу. Сисмонди, как мне показалось, смущенно кашлянул;

– Что можно предложить вам выпить, синьор Фаррел? Виски?

– Благодарю, – сказал я.

Он направился к изящному, в современном стиле бару. Молчание и неподвижная поза девушки внушали мне чувство неловкости. Поэтому я поплелся за ним.

– Мне очень жаль, что жена не может приветствовать вас, синьор, – сказал он, когда готовил напитки. – Она больна, у нее – как это у вас называется… ах да, грипп. Эта погода, знаете ли. В Милане сейчас очень холодно. Вам с содовой?

– Нет, спасибо, я выпью чистое.

Он подал мне тяжелый хрустальный бокал, до половины наполненный виски.

– Джина, выпьешь еще «Бенедиктина»?

– Пожалуйста, – промурлыкала она своим низким, сонливым голосом. Я подошел к ней, чтобы взять бокал.

Кончиками пальцев при этом она коснулась моей руки. Зеленые глаза в упор смотрели на меня не мигая. Она ничего нс сказала, но я почувствовал, как у меня участилось сердцебиение. На ней было зеленое вечернее платье из шелка с глубоким вырезом, перехваченное на талии серебряным поясом. И никаких украшений. Она словно сошла с картины какого-нибудь старого мастера – ну просто женщина из средневековья.

Когда я вернулся с наполненным бокалом, она спустила ноги с кушетки. Ее движения были легкими, казалось, она парит в воздухе.

– Сядьте сюда, – сказала она, похлопав рукой по кушетке рядом с собой. – Теперь расскажите, что случилось с вашей ногой.

– Попал в аварию.

– Вы были летчиком? Я кивнул.

Она улыбнулась, и в ее глазах мелькнуло озорство.

– Вы не любите говорить об этом, да? – Я промолчал, и она добавила: – Наверное, вы не понимаете, какие это дает вам преимущества?

– Что вы имеете в виду? Она слегка повела плечами:

– Вы, возможно, самый обыкновенный человек, но из-за вашей ноги невольно возбуждаете интерес к собственной персоне. – Она подняла бокал: – Салют! Салют!

– За вас, синьора, – ответил я.

Поднеся бокал к губам, она пристально взглянула на меня:

– Где вы остановились в Милане?

– В «Эксельсиоре». Она поморщилась:

– Вам необходимо обзавестись друзьями. Негоже проводить время в отеле. Иначе вы будете пить слишком много и спать с горничной, а это плохо отразится на вашей работе. Вы много пьете. Я права? – Она улыбалась: – Чтобы забыть о ноге?

– Таким я выгляжу со стороны? – спросил я. Она наклонила голову:

– Пока нет. В данный момент вы выглядите интригующе. Позднее… – Она пожала плечами.

Сисмонди тихонько кашлянул. Я совсем забыл о нем. Он подошел к нам, отодвинул пуф с пекинесом и придвинул себе кресло:

– Вы пришли кое-что сообщить мне, синьор Фаррел?

– У меня к вам небольшой деловой разговор, – небрежно ответил я.

– В связи с моим телефонным звонком? Я кивнул.

– Хорошо. – Он выпил. – Желаете сигару?

– Спасибо.

Казалось, он не торопится. Он подошел к бару и вернулся с коробкой сигар. Я посмотрел на девушку:

– Вы позволите?

– Мне нравится запах сигар. Я могу даже сама затянуться разок.

Сисмонди и я закурили. И завязалась общая беседа. Кажется, мы говорили о России, о коммунизме, о будущем итальянских колоний. Но я в этом не уверен. Я помню только мягкий свет, запах духов, пробивающийся сквозь аромат сигар, и овальное лицо девушки на фоне зеленого шелка кушетки.

У меня было такое чувство, будто мы ждем чего-то. Сисмонди не возвращался к делу, которое привело меня сюда.

Я уже наполовину выкурил свою сигару, когда раздался звонок. Сисмонди удовлетворенно хрюкнул и вскочил на ноги, посыпая пеплом ковер. Когда он вышел из комнаты, девушка сказала:

– Вы выглядите усталым, синьор.

– У меня очень напряженное деловое турне.

– Вы должны взять отпуск и провести его в Италии. Поезжайте на юг, там тепло, и вы сможете поваляться на солнышке. Вы бывали в Амальфи?

– Я был там во время войны.

– Там очень красиво. Гораздо красивее, чем на Ривьере. Лунная дорожка на зеркальной глади ночного моря… – Ее голос был похож на шелест волны, набегающей на песчаный берег.

– Я собираюсь взять отпуск, как только появится такая возможность…