Проклятая война

"Ура! Ура! Ура!" Сегодня у меня точно праздник. На всю жизнь запомню это число 30 сентября. Начальник штаба принёс справку: семья нашлась. Волею судьбы они оказалась в Новосибирске. Снова, без оглядки на пережитое, верилось в удачу, ведь она, как выясняется, временами улыбается ему. Я так счастлив, так рад, что не описать. Мне хочется поделиться радостью со всеми. Наверное мои глаза блестят неестественным блеском, это и так замечают все. Казаков тут же предложил ради такого не рядового события организовать маленький праздник, я был не против. Это такое счастье знать, что Юлия и Ада живы. Но немного растерялся, когда увидел, что тот пригласил женщин. Мне казалось это не совсем удобным и к месту. Тем более, молоденькие девчонки, какой с них толк. Но портить веселье не стал. Расстарался, пусть будут. У Казакова была, особая дружба с военврачом Галиной Шишманёвой и та привела подружек. У меня сердце переворачивается, когда вижу девчонок на фронте. А одна такая маленькая, худенькая, остроносенькая, чем-то похожа на Люлю. К тому же молоденькая совсем. Чуть постарше Ады. Сидит глазёнками хлопает. Жутко стесняется. Другие девчонки покрепче, посолиднее, а эта ну сущий воробушек. Подумал: "Как когда-то Люлю". Зато голос, как у соловушки. А я страшно люблю слушать когда поют. Немного пристальнее, чем хотелось бы, посмотрел на девчонку, смутил, виноват, не сдержался, увидел этого "воробышка" и сразу своих жену и дочь вспомнил. Одна она вернула меня к ним обеим. Сердце заныло. Поднялся, вышел, закурил. Может и прав Казаков, ведь война неумолима: будущего у нас может и не быть. Слишком зыбкий мосток перекинут между прошлым и будущим, он может оборваться в любую минуту. Так возможно, не стоит, загонять себя в какие-то рамки. Но как же Юлия? Я не могу… Себе и то клялся… Сегодня написал Люлю и Аде впервые адресные письма. Теперь точно знаю, что дойдут, и они их получат. Если б они знали, как хочется получить от них весточку.

Обхватил стул за спинку. Задумчиво смотрю в оконце. В осенних сумерках сеет дождь. На земле тускло поблескивают лужи. Ветер безжалостно трепал пожухлые листья. Он яростно срывал их с ветвей и кружа бабочками опускал их на мокрую землю. "Юлия, что ж мне делать. Я живой мужик… А значит, под каким бы влиянием нахлынувших воспоминаний о любимой мужчина ни прибывал, он живёт не только ими, но и помышляет о возможных приключениях текущего дня. Так уж устроена его природа. Пока он жив, нуждается в адреналине, который подпитывает его желание жить и отвлекает от серости будней, а на данный момент от войны. Должна же Юлия понять…" Убеждал, убеждал себя, но пока не вышло.

И опять трудоёмкая, жестокая работа войны. Бои, потери, кровь, смерть…

Не забываю о раненных. Они недолжны чувствовать себя покинутыми…Вот и в этот раз проведывали раненных бойцов, ездили в госпиталь. Раздали раненым, привезённые с собой, посылки, вручили награды, поблагодарили. Встретил бойца, какой служил у меня ещё в Монголии. Человеческой памяти нет замены и цены. Вспомнили прожитое вместе время. Поговорили. Шёл вдоль ровных, как солдатские шеренги коек и благодарил солдат за выносливость, самоотверженность и служению долгу. Склонял перед их солдатской долей голову. Что я ещё могу, отправляя каждый день на смерть, только просить, чтоб берегли себя, зря не рисковали и все постарались остаться живыми. Мне страшно и больно быть хозяином их жизней, но не я придумал войну. И бой идёт не за клочок земли, а, возможно, что за саму жизнь на планете Земля и в том бою я тоже только солдат. В уголочке лежал забинтованный ребёнок. Это маленькая девочка. Которую, с обезумевшими от горя глазами мать, принесла сюда после бомбёжки. Девочке ампутировали ножки, и она всё время спрашивает теперь, когда они начнут у неё расти. Видит бог, я привык ко всему, но изуродованные детские тельца на войне разрывают моё сердце. Перед глазами встало прощание с семьёй, как наяву: Юлия и Адуся, держащиеся за оба мои рукава. "А что, если и с ними что-нибудь случилось. И они вот так… ну почему так долго нет писем…" Проглотив обжегшую горло горечь, отвернулся. Стараясь, чтоб не заметил кто мою слабость, вышел. Только встал под деревом, спрятался в общем, закурил, как на глаза попалась невысокая худенькая девушка со светлыми волосами и серыми глазами, ему показалось, что он где-то уже видел её. О, вспомнил! Опять та девчонка "воробышек", что приводил Казаков, запомнил: пела, как соловушка. Она оказывается врач. А манюнечка такая. Обрадовалась, глазёнки сверкают, улыбка на лице, шейку тянет и бежит навстречу. И уловив вопрос в моих глазах стушевавшись пролепетала: "Вы к нам!" Подошёл, грозно спросил:

— Что ж вы, товарищ офицер, не приветствуете старшего по званию?