Проклятая земля

Фадил-Беше остановился, привлеченный шумом, доносившимся со двора мечети Шарахдар. После полудня тот самый имам, что осмелился возразить паше насчет Кючука Мустафы, собрал служителей других мечетей, чтобы всем вместе проклясть оскверненный храм. За ними увязалась толпа правоверных, которые теперь пинками разгоняли плотников, и Фадил-Беше бросился им на помощь. Не успели плотники закончить работу, не успел каменотес высечь священный знак над темно-серой аркой свода. Хотя мастера и постарались, мечеть Шарахдар быстро пришла в упадок, крыша продырявилась, стены оголились, и никто не смел входить в заросший бурьяном двор, кроме Инана, оставшегося жить с дервишами в их обители. Осторожно передвигаясь и поминутно постукивая палкой, он приходил сюда в погожие дни, садился на траву в тени минарета, на который ему так и не суждено было подняться, и ждал небесного просветления, озарившего его в ночь последней беседы с Юсефом-пашой. Подолгу читая молитвы и повторяя бесконечное число раз имена всевышнего, он чувствовал, как душа его взмывает ввысь, как открываются ему земные и небесные истины, и после такого припадка он горячо благодарил всевышнего. В такие минуты люди старались не слушать невнятного бормотания потерявшего рассудок старика, боясь накликать на себя беду, и обходили развалины далеко стороной. А в год смерти Инана над холмом пронеслась невиданная ранее буря. Она оставила после себя огромные опустошения, и поначалу обитатели холма даже не заметили, что она повалила и минарет, рухнувший на старую постройку, как бы окончательно перечеркивая ее.

Поздней осенью того же года, когда душа Юсефа-паши любовно воспарила над холмом, а тело успокоилось в его земле, сюда прибыл новый правитель области, и жизнь еще долго продолжалась по-старому. Участок земли на краю холма был ровный и надежно укрепленный стеной, к нему вела широкая улица, но не было у него хозяина. И прежде чем кому-то пришла в голову мысль прибрать его к рукам, Нуман-бей отправился к новому правителю и принялся толковать о том, что земля эта, по сути дела, является его собственным полем, самым плодородным, которое гяуров заставили перетащить на холм, и поскольку его гяуры в то лето таскали по повинности землю, вместо того чтобы убирать его поля, то с какой стороны ни посмотреть, теперь эта земля должна принадлежать ему, что и надо бы оформить по закону. Визирь согласно кивнул новому главному писарю, и тот составил крепостной акт на имя Нуман-бея.

XV

Бей спрятал документ, но место продолжало оставаться пустырем, и только когда бей насмерть разбился, свалившись с коня, его наследник не спеша распродал участки разным людям, в основном сыновьям тех, кто таскал сюда землю. Многие из них не знали, какую работу проделали на холме их отцы, которым не раз приходилось отрабатывать разные повинности и страдать и которые поэтому не рассказывали и не вспоминали об этом. Волна за волной жители сёл в поисках лучшей доли селились на холме. Никто не помнил о том, что четыре или пять поколений назад их деды бежали с него, спасаясь от кровавого нашествия. Новоявленные горожане привыкали к новому месту быстро, как будто и родились здесь.

На краю холма поднялись дома, обнесенные высокими оградами, хозяева засадили дворики виноградной лозой и смоковницами, улицы и тропинки между домами замостили, поставили церквушку там, где духовному взору Юсефа-паши мерещилась гробница Мустафы, прилепили к церквушке две комнатки для школы, так как подрастали дети, у которых трудились здесь зрячие отцы. Заборы и дома дружно грудились на тесном клочке земли, но когда солнце по утрам согревало его, алые крыши и зеленая листва напоминали нераспустившийся цветок, которому суждено цветение и благодать. Чередовались беды и радости, но мало-помалу добро начинало перевешивать на капризных весах времени, на смену одним людям приходили другие, новыми заботами и мыслями полнились их души, но спроси их, и каждый бы сказал, что земля, на которой они рождались и умирали, создана богом, как и сам холм и вся земля под небом.