Проклятье фараона

Со времени нашей последней египетской экспедиции музей переехал из старого тесного здания во дворец Гизеха. В результате свободной площади, конечно, стало больше – и только. Сырые, темные, в аляповатых узорах помещения дворца не годились для хранения ценных экспонатов, а сами экспонаты пребывали в безобразном состоянии. Это зрелище отнюдь не улучшило настроение Эмерсона; к тому моменту, когда мы добрались до кабинета директора, мой муж стал багровым от злости, ну а когда секретарь объявил, что мсье Гребо занят и не может нас принять... терпение Эмерсона с треском лопнуло. С треском – в самом прямом смысле! Отпихнув франтоватого секретаря в сторону, почтенный профессор археологии с ходу атаковал дверь директорского кабинета.

Дверь не поддалась, что меня нисколько не удивило – за несколько секунд до того я услышала осторожный скрип ключа в замке. Ха! Если Эмерсон рвется к цели, ему никакие замки не помеха! Еще один удар – и дверь с трескомраспахнулась. Я послала забившемуся в угол бедняге секретарю лучезарную улыбку и вслед за своим неистовым мужем проникла в святая святых мсье Гребо.

Кавардак в кабинете царил неописуемый. На полу громоздились запечатанные и открытые коробки с экспонатами, ожидающими исследования и классификации. Горшки из обожженной глины валялись на столах, конторках и стульях вперемешку с обломками мебели и саркофагов, гипсовыми кувшинами, погребальными статуэтками и бесчисленным множеством других археологических ценностей.

Эмерсон издал звериный вой.

– Да это же Содом и Гоморра! Где этот мерзавец, будь он проклят?! Шею сверну негодяю!

Вид древностей застилает Эмерсону глаза, иначе он бы заметил пару ботинок, торчавших из-под штор в противоположном углу кабинета.

– Похоже, он вышел... – Я не отрывала взгляда от ботинок. – Интересно, нет ли за этими шторами двери в соседнюю комнату?

Надраенные носки ботинок поползли назад и через секунду почти скрылись за шторами. Почти.Видимо, мсье Гребо вжался в стенку до упора и дальше отступать уже было некуда. Худощавым его никто бы не назвал.

– Плевать на дверь! И не подумаю гоняться за этим бессовестным типом. Хватит с него и записки. – Эмерсон принялся шурудить среди бедлама на письменном столе. Корреспонденция, деловые бумаги, документы – все веером полетело по комнате.

– Успокойся, Эмерсон. Смотри, что ты натворил. Мсье Гребо будет недоволен.

– Ишь ты, недоволен он будет! Пусть только пикнет. – Эмерсон сгреб со стола очередную груду бумаг. – Вот погоди, доберусь я до него! Он у меня получит, недоумок чертов. В два счета слетит с насиженного места.

– Хорошо, что его здесь нет. – Я покосилась на шторы. – Ну и характер у тебя, Эмерсон! Не дай бог, покалечил бы уважаемого человека...

– Еще как покалечил бы, не сомневайся! Руки-ноги переломал, в бараний рог свернул...

– Может, секретарю записку оставишь? – прервала я поток угроз. – У него и бумага, и ручка найдутся. Здесь ты ничего не найдешь.

Напоследок очистив стол от чудом задержавшихся бумаг, Эмерсон как смерч просвистел из кабинета. Секретарь к этому времени благоразумно испарился. Эмерсон схватил оставленные дезертиром ручку и блокнот, в ярости кромсая бумагу, нацарапал несколько слов. Я ждала в проеме двери, одним глазом следя за ботинками, другим – за мужем.

– Попроси мсье Гребо прислать фирман в отель. К чему отнимать время у занятого человека?

– Отличная мысль. Во второй раз я этого свинства не вынесу. Убьюидиота!

Все. Прозвучал последний аккорд. Я тихонечко прикрыла дверь кабинета.

Через три часа посыльный доставил фирман прямо в наш номер.

Глава четвертая

Свое первое путешествие по Египту я проделала на экзотическом судне, которое египтяне именуют дахабией. Если вам, читатель, не довелось испытать этот способ передвижения, вряд ли вы сумеете до конца оценить его очаровательную элегантность. На судне я была окружена всеми мыслимыми удобствами, вплоть до фортепиано в музыкальном салоне и прелестной комнатки отдыха на верхней палубе. О, сколько блаженных часов провела я на этой палубе в шезлонге, за чашкой ароматного чая! Теплый ветерок полоскал паруса, матросы тянули свои заунывные песни под аккомпанемент шлепающих весел, а по обе стороны от меня проплывали восхитительные пейзажи Египта – деревни и храмы, пальмы, верблюды и святые старцы-отшельники, с риском для жизни восседающие на столбах. Как нежны были мои воспоминания! С какой радостью я повторила бы это знаменательное путешествие!

Увы, увы... Время поджимало, и промедление могло оказаться фатальным для гробницы в Луксоре. Железную дорогу провели до самого Асьюта; нам пришлось вытерпеть одиннадцать часов жесточайшей тряски в грязи и духоте, зато на самом быстром виде транспорта. Остаток пути проделали на пароходе. С паровозом, конечно, не сравнить, удобств куда больше, да и пыли нет, но до милой моему сердцу дахабии ох как далеко!