Проклятье фараона

Через полчаса моя раненая половина нашла в себе силы оторваться от лицезрения Эхнатона. И знаете, куда собрался этот безумец, вместо того чтобы, как любой нормальный человек, улечься в постель? На встречу с рабочими!

- Нужно с ними поговорить, - бубнил Эмерсон. - О камне уже весь дом знает, не сомневайся. Если я начну хитрить со своими людьми...

- Можешь не продолжать, - отрезала я. - И так ясно. Будь добр, смени хотя бы рубашку, эта свое отжила. Просила же купить на Риджент-стрит лишнюю дюжину! Таких нерях, как ты, еще поискать...

Эмерсона как ветром сдуло. Одного его я, само собой, не отпустила.

Рабочих поселили в бывшей кладовой - компактном и благодаря нашим заботам довольно уютном домишке неподалеку от главного здания. Уже через несколько минут я убедилась в правоте мужа. Рабочие не просто слышали о происшествии. Они даже знали больше нас.

При виде Эмерсона десятки глаз округлились, а лица вытянулись. Явись сюда сам призрак фараона, он не мог бы рассчитывать на больший эффект.

Гигант Абдулла поднялся с почетного места у камина и пробасил, тщетно пытаясь скрыть радость за бесстрастным тоном:

- Живой... А нам сказали...

- Все ложь! - заявил Эмерсон. - Кто-то бросил в меня камень, но рука врага дрогнула.

Запустив пальцы в густую черную шевелюру, он продемонстрировал багровый рубец на виске. В мерцании камина высокая фигура казалась обведенной золотым ореолом. Кровавые пятна на рубашке зловеще чернели. Он стоял неподвижно, величавый и царственный, как владыка Египта.

Когда все насмотрелись на результат вероломной атаки, Эмерсон медленно опустил руку и тряхнул головой. Смоляные пряди вновь скрыли рубец.

- Призраки камнями не бросаются! Кто из живых людей в Гурнехе ненавидит меня так, что готов отправить в страну духов?

Слушатели оживились, начали кивать и многозначительно переглядываться. Суровое лицо Абдуллы смягчила лукавая улыбка:

- Не только в Гурнехе, Эмерсон, но и во всем Египте таких людей много. Преступник ненавидит судью, озорное дитя - строгого родителя.

- Вы не преступники и не дети, - торжественно отозвался Эмерсон. - Вы друзья мне! Я сразу пришел к друзьям и рассказал все без утайки.

II

Если бы состояние раненого меня тревожило, мой муж весь следующий день провел бы в постели. Уж я бы, поверьте, нашла способ удержать его там. В крайнем случае привязала к кровати - и дело с концом. Но Эмерсон был здоров как... как сто Эмерсонов! Рассвет он встретил с энтузиазмом Д'Артаньяна, предвкушающего взятие Ла-Рошели. От моих медицинских услуг презрительно отказался и собственноручно налепил на висок здоровенный кусок пластыря, как будто ему не то что показывать кому-нибудь рану - самому смотреть на нее было противно.

Словом, новый день, несмотря на все пережитые неприятности, сулил только хорошее. И не сдержал обещаний.

Тучи стали сгущаться с самого утра. У входа в гробницу мы первым делом столкнулись с милейшим имамом. Заполонив площадку перед входом своей свитой, он обрушил на нас проклятия, угрозы и посулы всяческих небесных кар, ну а злополучный пластырь сыграл роль неопровержимого доказательства могущества фараона.

Эмерсон с пеной у рта отрицает этот факт, но я-то знаю, что подобные стычки ему в радость. Он встал лицом к лицу с имамом, скрестил на груди руки и нацепил маску куртуазной тоски. Вот он, мол, я - весь внимание, но боже! какая скука! Разок даже зевнул, слушая злобные речи. Не встречая отпора, святейший все вещал, вещал, вещал... пока не произошло неизбежное. Слушатели устали, имам забыл, с чего начал, пошел по второму кругу и наконец выдохся, что случается даже с самыми фанатичными проповедниками. Эмерсон еще немного помолчал, выжидающе склонив голову к плечу. Убедился, что поток иссяк, и поставил точку в монологе, которому так и не суждено бskо вылиться в желанную для имама словесную баталию:

- Это все? Благодарю, святейший. Польщен твоим вниманием. - Отвесив поклон, мой супруг бережно, как бесценную статую, обогнул взбешенного потомка Магомета и растворился в черном провале пещеры.

Зловещий дух имама еще, казалось, витал над нашими головами, как грянул новый гром. Его отзвуки донеслись до меня из гробницы, я бросила корзину и кинулась в пещеру. Карл фон Борк и Милвертон стояли друг напротив друга в весьма воинственных позах. Англичанин принял боевую стойку - ноги врозь, кулаки наготове. Немец же яростно рвался из рук Эмерсона, выкрикивая в адрес фотографа цветистые, хотя и не совсем вразумительные угрозы. Багровая отметина на щеке летописца экспедиции свидетельствовала, что одними словами здесь дело не обошлось.

- Он оскорбил мисс Мэри! - потрясая кулаками, выкрикнул Милвертон.

В ответ грянул немецкий фейерверк. Карл не оскорблял мисс Мэри! Оскорбил сам Милвертон! Карл возмутился, а Милвертон на него напал!

Англичанин аж затрясся от злости; если в не мой муж, боюсь. Карлу был бы обеспечен как минимум еще один синяк. Намертво прижав немца к стене, Эмерсон схватил второго драчуна за воротник и рванул вверх.