Проклятье Персефоны (СИ)

Корабль, ведомый мимолетными порывами ветра, без должного командования и манипуляций матросов медленно шел по назначенному маршруту. Крики чаек, становившиеся все громче, заставили меня вымученно улыбнуться, предчувствуя скорую встречу с сушей.

Буквально через двенадцать часов мой корабль причалил к порту, который раскрывал свои объятия для каждого, кто готов был предложить выгодные условия сделки. Прихватив с собой мешок золота размером с кулак, я на ватных ногах сошел с палубы и, поймав за локоть прыткого мальчишку, несшего корзину с фруктами, спросил, где можно переночевать. За пару золотых он любезно провел меня к гостинице и, шепнув что-то хозяину, отчего тот широко улыбнулся и удалился, хлопнув дверью.

Хозяин гостиницы не стал задавать лишних вопросов по поводу моего грязного изнуренного внешнего вида, молча сопроводив до комнаты.

Закрыв за собой дверь, я устало прислонился к ней спиной и начал рассматривать комнату из-под приоткрытых век. Кровать, стол и стул. Дверь, которая вела в другую комнату, покосилась и едва держалась на петлях. Однако я не смог сдержать удовлетворенного вздоха, когда увидел, что меня уже ждала наполненная ванна, из которой пар поднимался вверх и заволакивал собой все вокруг.

Зайдя внутрь, я быстро скинул с себя всю одежду и погрузился в воду, блаженно прикрыв глаза. Кинжал и мыло лежали на стуле возле ванны. Протянув к ним руку и схватив, я яро начал оттирать кожу, растирая пену по телу и лицу. Закончив принимать ванну и бриться, я почувствовал облегчение.

Просидев в ванной не меньше часа и почувствовав, как тело дрожит от холода и покрывается мурашками, я нехотя вылез, обтерся полотенцем и голый направился в комнату. Устало повалившись на кровать, некоторое время я вертел браслет на руке и думал о том, чтобы его сжечь. Моих сил хватило лишь на то, чтобы сорвать его с запястья и положить на подушку рядом с собой. Укрывшись одеялом я, сам того не замечая, провалился в сон.

Разбудил меня тихий скрежет когтей и женский смех, доносившийся из ванны, после чего последовала мелодичная песня:

— и будешь ты проклят, покуда душа твоя не сгниет. И будешь ты проклят, покуда не искупишь грех перед душой погубленной. И будешь ты проклят, покуда не станешь рабом ты.

— Кто здесь? — резко произнес я, а когда увидел вошедшего, тут же судорожно вздохнул. — Ты.

Опершись плечом о дверной косяк, передо мной стояла Эмилия. На ней была лишь диадема, светившая ярким светом. Во взгляде, направленном на меня, читался вызов и возбуждение.

— Иди сюда, родная. Пожалуйста, иди ко мне.

Мольба послышалась в моем дрогнувшем голосе.

— Когда ты собирался мне рассказать?

— Рассказать о чем, рыбка? — пытаясь как можно незаметно прикрыть браслет ладонью, я облокотился на скомканную подушку.

— Об этой прекрасной вещице, которую ты прятал от меня столько лет, — повертев на пальце черный браслет, я кинула его в сторону Охотника, угодив прямо в грудь.

— Откуда?

— После битвы с сиренами, когда я пришла к тебе в каюту, то почувствовала запах хвои и табака. Ты сидел в углу и нервно перебирал пальцами браслет. К тому же тебя выдал цвет волос, который постоянно менялся. Пальто, которое ты надел тогда, в лесу. И, наконец, на корабле ты назвал меня «родная». Как же ты так облажался, Охотник?

Обреченно опустив плечи, я впервые не знал, что сказать. Мотнув головой, я сжал ладонями простынь, усмехнувшись:

— Я уж думал, родная, ты не догадаешься. Этот браслет я выкрал у Персефоны, когда заключал с ней сделку. В тот день, когда ты убила себя и Лумьера, море было беспокойным: волны бились об скалы, пенились около берега, а сама вода окрасилась в черный цвет. Я пошел прямо к берегу и выжидал, когда она придет за мной, к Охотнику, причастному к смерти одной из ее дочерей. Стоило мне лишь сделать еще один шаг к морю, как меня откинуло волной на песок. Персефона явилась ко мне, бледная, едва способная говорить. Не успел я издать и звука, как она утащила меня на дно, но не смогла убить. Казалось, что прошло пару мгновений, прежде чем я оказался на Острове сирен.

— Моя кровь.

— Да, твоя кровь спасла меня. Ее некогда величественный дворец теперь напоминал храм после разорения или погрома: все валялось, где-то виднелись человеческие кости, покрытые толстым слоем ила. Среди ненужного хлама и барахла я заметил, как что-то блестит и переливается в солнечных лучах, едва проникающих на дно. Пока Персефона была увлечена обдумыванием моей смерти и поисками подходящего орудия, я быстро схватил то, что лежало в руинах. Это оказался браслет из кожи Василиска, способного менять внешность: надевая его, человек обретает новый облик.

— Как отреагировала Персефона на такое неуважительное вторжение в ее артефакты?

— Пыталась проткнуть меня трезубцем, но, как видишь, ничего не получилось, — грустно усмехнувшись, я указал пальцем на шрам в районе живота и продолжил. — Мы заключили сделку. Я оставляю браслет у себя и помогаю найти истинную королеву, а богиня не должна путаться под ногами и строить мне козни.