Проклятье ведьмы

– Вижу, что не смогу тебя отговорить, – вздохнул Зейне.

– Правильно видите. – Альда встала. – Потому я к вам и пришла. Вы – служитель светлых сил.

– Хорошо, я дам тебе одну вещь, – сдался Зейне, и Альда обрадованно шагнула к нему, но он поднял руку:

– Сначала расскажешь мне, что это за ошибка, которую ты не хочешь повторить.

Альда сникла и уставилась в пол. Кажется, теперь ей впору было отворачиваться и смотреть на кусочек неба в окошке, а там появилось маленькое белоснежное облачко.

– Отец Лины. Он… исчез в Заклятом Лесу из-за меня.

Семь лет тому назад

Альда досадливо ругнулась, зацепившись платьем за куст. Остановилась, осторожно опустила корзинку с грибами на пенёк. И тут появился незнакомец – высокий, худой, в белой рубахе и чёрных штанах. Подошёл и молча высвободил оборку Альдиного платья, хотя никто его об этом не просил.

Альда посмотрела на него, чуть прикусив губу и отступив на шаг. Ничего в нём особенного не было… только глаза – большие, ясные, светло-карие. Альда опомнилась:

– Зд… Здравствуйте. Вы из местных? – Это было первое, что слетело с её губ. Начинать разговоры с незнакомцами Альда не умела. Она нагнулась и подобрала свою корзинку, радуясь, что есть чем занять руки, а то бы так и стояли, уставившись друг на друга, словно в глупом рассказе, коих она в городе наслушалась довольно.

– Нет. – Он говорил тихим низким голосом. – Я художник, путешествую.

– А я… просто Альда. Кстати, вы тут будьте осторожнее. Мне тётка говорила про Заклятый Лес, или как его называют. – По лицу Альды легко можно было понять, что сама она не верила во все эти глупости. Помнится, тётка обиженно отвечала, что Альда может спросить Верховного жреца, древнего и мудрого старца, но племянница отмахивалась.

– И что случится, если я войду в Заклятый Лес? – с неподдельным любопытством спросил художник.

Альда переложила корзинку в левую руку и отвела в сторону прядь светлых волос, упавшую на лоб.

– Обратно уже выйти не сможете, – таинственным голосом, подражая тётке, ответила она. – Там царит злое колдовство!

– Как же я отличу тот Лес от обыкновенного? – В карих глазах художника плясали весёлые чертенята – кажется, он тоже думал, что всё это сказки, и Альда широко улыбнулась:

– Наверное, он какой-то другой. Зловещий…

– В таком случае будьте и вы осторожны, Альда. – Он коснулся своей ладонью её пальцев, державших корзинку. Они встретились взглядами, и им нечего было сказать, но отходить друг от друга не хотелось.

– А вашего имени я так и не узнала, – наконец вырвалось у Альды.

Он открыл ей своё имя, но Альда всё равно мысленно звала его художником. Они встретились через несколько дней, снова в лесу, и она спросила, где он остановился на ночлег, неужели под каким-нибудь деревцем? Серые глаза Альды блестели весельем: она и не думала, что в таком скучном месте встретит такого занятного человека, как её – теперь знакомый – художник.

– Я остановился в деревне, у одного старого холостяка, – объяснил художник, и Альда рассмеялась.

– А я живу у тётки, она тоже старая и не замужем.

Она рассказала художнику, что приехала из города погостить в деревне, что у отца её книжная лавка, и там Альда стояла за прилавком и торговала ничуть не хуже, чем если бы была мужчиной, как её старший брат.

Художник слушал и рисовал на своей деревянной дощечке, которую принёс с собой, и Альда, как ей казалось, узнавала в простом угольном наброске очертания той поляны, на которой они встретились в первый раз. А потом художник перестал слушать, с побледневшим лицом отложил дощечку и схватился за сердце, отворачиваясь от Альды, прикрывая рукой глаза.

– С тобой всё хорошо? – Альда незаметно для себя перешла на «ты» и с тревогой подбежала к нему. Но художник повернулся к ней и улыбался, как обычно, опуская руки, хотя в этой улыбке было что-то вымученное.

– Всё в порядке, – заверил художник, и Альда смутилась, потому что она стояла совсем близко к нему… отступила, споткнулась и чуть не упала, но он удержал её.

– Осторожнее.

Краснея, Альда высвободилась из его рук и заговорила, лишь бы нарушить неловкое молчание:

– Вы… ты… ты вот рисуешь, а я петь умею. Говорят, неплохо.

– Спой мне, – попросил он.

Альда не заставила себя упрашивать. Пока она пела, художник взял её за руку и приложил её ладонь к своему сердцу, словно она могла исцелить его, и Альда с удивлением подумала, что ей это приятно.

– Твоё пение – как светлый дар, – сказал художник, когда она умолкла, и если бы его слова были пустой похвалой, Альда порывисто отняла бы руку. Но художник говорил искренне, и Альда шагнула ближе, вглядываясь в его лицо. Сейчас оно показалось ей красивым.

– Ты сам – светлый, – убеждённо прошептала она.

А потом было ещё несколько встреч. Альда не смогла бы их толком описать. Всё, что она помнила, – это солнце, бесконечное горячее солнце, и в его свете она, кажется, узнала счастье.