Гильдия встретила Вейссера холодным взглядом распорядителя — сухого мужчины с проницательными глазами, которыми тот, казалось, мгновенно оценивал стоимость не только одежды визитера, но и его самого. Ральф знал — перевозчики всегда прекрасно осведомлены о происходящем, и, с большой долей вероятности, уже наслышаны про крах его фамилии. Учитывая это, мужчина принял решение быть искренним в разговоре, итог коего его ошарашил — распорядитель отверг прекрасного кандидата в ряды истовых охранников Гильдии.
— Молодой господин, — распорядитель намеренно подчеркивал потерянный Ральфом социальный статус, цинично делая акцент на нужных словах, — Я боюсь, мы не сможем взвалить на себя риск и принять тебя. Вы — аристократы, богачи и им подобные, всегда живете большим. Ваши амбиции всегда быстро выходят за рамки, которые может предложить Гильдия.
— Я же все вам рассказал, — Ральф чувствовал себя обескураженным, ведь… разве могла такая серьезная организация отказаться от первоклассного воина с впечатляющим вооружением?!
— Да, действительно, потомок Вейссеров, — распорядитель едва заметно изогнул тонкие губы в подобие улыбки, — Твоя ситуация сейчас кажется безвыходной, но я уверен — стоит тебе поправить положение, как казарменная жизнь в квартале начнет тяготить тебя. И совсем скоро ты падешь жертвой гонора, сбежав из рядов Гильдии в свиту к какому-нибудь аристократу, что пообещает горы золотых пластин за участие в их возне, гордо называемой «войнам».
Будь Ральф не настолько сильно подавлен ситуацией, он бы восхитился проницательностью распорядителя — с какой ловкостью, каким мастерством пожилой и тощий черт раскусил его! Пожалуй, щедрая на забавы жизнь начала сжимать тиски расплаты, вынуждая Вейссера принимать решения и, главное, нести за них ответственность. Даже притихший Траверс при всем желании не смог бы посоветовать предку эффективный способ разрешения ситуации.
— Мне нужно на юг. В Кельдхофф. Сколько это будет стоить?
— Ты поедешь один, без слуг? Поклажа?
— Да, только я. Из вещей… ну, — Ральф призадумался, оценивая количество мешков для доспехов и одежды, — Три вот таких места, — он руками показал примерный объем багажа, чем вызвал у распорядителя хищный прищур.
— Это будет стоить достаточно дорого. В такие дальние точки мы включаем в цену питание — не хватало, чтобы весь обоз стоял, пока вы жидко срете по обочинам от испортившейся пищи, которую взяли с собой ради экономии, — тихий голос распорядителя звучал непреклонно, набрав прочности непреодолимых стен, сложенных из сотен древних правил.
— Так сколько?
— Двенадцать пластин, — неожиданно резко и одновременно сухо выпалил пожилой бюрократ, выбивая почву из под ног Ральфа, который держал в кошельке лишь десять серебряных чешуек. Заметив откровенное замешательство, распорядитель вкрадчиво добавил:
— Мы принимаем в качестве оплаты не только деньги. Ты можешь использовать практически, любые ценные вещи…
Вечер, проводимый в тесных стенах дешевой комнаты, превратился в изощренную пытку, коих Ральфу еще не доводилось испытывать. Молодого отпрыска богачей никогда доселе не затрагивали вопросы и проблемы, обыкновенно решаемые юрким, деловитым Швабсом. Договориться с хозяевами постоялого двора о горячей воде или куртизанках, упросить их достать из подвала лучшие вина, распорядиться подать изумительно приготовленные блюда к определенному времени — в роли господского шныря Швабс, оказался, поистине, незаменим. Сейчас же Ральф лихорадочно пытался решить, что из вещей ему не пригодится в будущем и может быть пожертвовано «услужливой» Гильдии. Само собой, расчетливые черти из мира обозов с дорогами оценят любое имущество Вейссера в разы дешевле настоящей стоимости, однако Ральф даже не имел представления, куда и к кому сейчас направиться. Из горячего клубка мыслей, обид и подкрадывающейся паники от осознания содеянного, мужчина пытался выудить нечто, хотя бы отдаленно похожее на план действий. Сейчас бывшему городскому рыцарю как никогда требовалась опора в размышлениях, иначе они легко могли раздавить сознание Вейссера, словно хрупкий панцирь ничтожного жука. Ральф изнывал от желания погасить метание мыслей алкоголем, которой бы скоро разлился по телу привычной волной теплой эйфории, баюкая его разорванную событиями гордыню. Однако сейчас бедовому потомку семьи Вейссеров предстояло перейти мост от слабовольного ничтожества к человеку и совершить первые шаги в новой и по-настоящему своей судьбе.