Проклятие

– Я заказал эти сокровища из Брауншвейга, – сказал он через некоторое время. – Это так называемые пистоли с колесцовым механизмом. Чудесное изобретение! Порох в нем воспламеняется сам собой благодаря встроенному часовому механизму. Остается только нажать на спусковой крючок. В Константинополе такими вооружены личные гвардейцы султана. Уверен, в скором времени это гениальное изобретение появится и у нас.

Незнакомец развернул один из пистолей таким образом, что дуло, словно часовая стрелка, смотрело точно на Гесслера.

– Огневая мощь просто огромна. Я сам видел, как предателю разнесло голову, кровь, кости и мозги так и брызнули во все стороны. Вот он еще скачет в седле, а в следующую секунду осталось одно только окровавленное туловище. Впечатляет, не правда ли?

– Полагаю, я понял, к чему вы клоните, – наместник с отвращением толкнул пистоль, так что тот снова развернулся к незнакомцу. – А теперь прошу прощения, у меня много дел.

– Разумеется, – незнакомец поднялся и спрятал деньги с пистолями обратно под плащ. – Я и так отнял у вас слишком много времени. Когда можно побеспокоить вас в следующий раз?

– Приходите через неделю… нет, лучше через две. Город старый, кучу документов надо переворошить. И, как я уже сказал, обещать ничего не могу.

Мужчина коротко кивнул и без лишних слов развернулся.

– Вот еще что, – окликнул его Гесслер. – Я привык знать по имени тех, с кем веду дела. Как вас зовут?

Незнакомец помедлил, а потом улыбнулся. На черном лице сверкнули белые зубы.

– Зовите меня Каспаром, – ответил он наконец. – Как одного из трех волхвов. Ибо, скажу я вам, в ваших местах упала звезда и нам следует ее отыскать. Хорошего дня, господин наместник.

Он черной тенью скользнул в открытую дверь. Вскоре стихли и его шаги на лестнице.

Бернвард Гесслер откинулся в кресле. Лишь через некоторое время он заметил, что дрожит всем телом. Наместник тяжело дышал, на лбу выступил холодный пот. Этот человек был смертельно опасен! Играя с ним, Гесслер рисковал жизнью. Но, с другой стороны, он терпеть не мог, когда кто-то ему угрожал. Это лишь побуждало его к противодействию.

Кроме того, речь шла о больших деньгах. О его будущем и его будущих владениях.

Гесслер поджал губы. Он будет тянуть время, кормить этого человека обещаниями, поделится кое-какими сведениями – как собаке подбрасывают горсть вонючих отбросов. А сам в это время будет копать дальше. Время покажет, какая из сторон заплатит больше. Он столкнет этих двоих лбами. А на случай сомнения на его стороне оставался герцог. Гесслер всегда мог позвать ландскнехтов, и они быстро приструнили бы этого бахвала. Одно его слово, и этот чернокожий дьявол, как какой-нибудь бродяга за кражу яблок, будет болтаться на виселице. Никто не может угрожать безнаказанно Бернварду Гесслеру!

Взяв себя в руки, наместник снова склонился над актами. Он никак не мог сосредоточиться. Старинные, блеклые буквы то и дело расплывались, и Гесслер начинал тереть покрасневшие глаза. Он собирался уже заканчивать, как на глаза ему попалась вдруг небольшая заметка, которую он прежде не заметил. Внимание его привлекли даты и несколько слов. Для других эти слова ничего не значили, но после визита двоих незнакомцев неожиданно обретали смысл.

Воодушевленный, Гесслер пододвинул к себе небольшой листок и, шевеля губами, пробежал по витиеватым строкам. Губы его растянулись в улыбке.

Он был на верном пути.

Глава 8

Трифельс,

25 мая 1524 года от Рождества Христова

Лето наступило долгожданным гостем. На полях колосилась пшеница, и цветки на деревьях созревали в яблоки, груши и сливы. Урожай, не в пример прошлогоднему, обещал быть богатым. Поэтому и настроение в деревнях вокруг Трифельса царило радостное. Чуть ли не каждый день где-нибудь устраивали праздник с музыкой и танцами. Казалось, люди своими песнями пытались распрощаться с долгой зимой и холодной, дождливой весной. И хоть работа на полях не становилась легче, на залитых потом лицах крестьян все чаще сияла улыбка.

Эрфенштайн так и не отказался от своего намерения отправиться с Агнес в Шпейер и подыскать ей богатого жениха. Но до отъезда прошло еще какое-то время. Наместник хотел дождаться следующей ярмарки в Шпейере. Через неделю все было наконец готово. Оседлав лошадей, отец и дочь выехали за ворота и отправились в путь.

Эрфенштайн ехал на Тарамисе, а Агнес пришлось довольствоваться старой сивкой. Лошадь останавливалась у каждого стебелька и идти продолжала лишь после долгих уговоров. С каждым шагом, отдалявшим их от Трифельса, на сердце становилось тяжелее. Вскоре крепость осталась далеко позади, и они поскакали по пыльной дороге на Шпейер, расположенный в двух днях пути.

К самой поездке Агнес относилась со смешанными чувствами. В последний раз она была в Шпейере еще ребенком и с разинутым ртом взирала на дома и множество людей вокруг. Поэтому она радовалась возможности побывать там еще раз. Но не забывала, что в этом городе ею будут торговаться, как коровой.