Проклятие болот

Сюда и доставили захваченных разбойников. Гардиса, Ридона и Нада, пытавшихся сопротивляться, избили древками копий и, покалывая кончиками кинжалов, заставили самих спуститься в подвал, где по указанию подручного палача сковывающие их цепи замкнули на замки на специально вмонтированные в стену кольца, растянув руки в стороны. А чтобы лишнее не говорили, рты им заткнули кожаными шариками, прикрепленными к веревкам и завязанными вокруг головы, так что они могли только мычать.

Поверженного, до сих пор не пришедшего в себя светловолосого незнакомца-гиганта приволокли сюда же и так же примкнули к кольцам. Он повис на цепях, как тряпка, свесив голову. Лишь натяжение цепей не давало ему упасть.

Взятое разбойников вооружение свалили в углу у входа.

Тут же появились остальные трое подручных палача, в обязанностях которых было подготовить заключенных к пытке, поддерживать огонь в жаровне, приводить в чувство потерявших под пытками сознание и так далее – круг выполняемой ими работы заканчивался уборкой после пыток. Женщины сюда не допускались и могли находиться здесь только в качестве истязуемого, но никак не в качестве уборщицы.

Гвардейцы, притащившие скованных пленников, постарались поскорее улизнуть, ибо никому не хотелось встречаться с главной фигурой готовящегося действа – палачом, и на то были веские причины. Встреча с ним даже на улице не сулила ничего хорошего – или кто-нибудь в доме заболевал, или кого-нибудь обворовывали. Одним словом, все в городе знали: встреча с палачом – к несчастью. Родителям непослушных детей достаточно было одного упоминания своим отпрыскам про палача, чтобы привести их в полное повиновение. Он тоже знал про эти людские суеверия, со временем стал нелюдим, выходил из дома исключительно на работу, закрываясь широким плащом с капюшоном, благо жил недалеко от городской тюрьмы. Домашние дела его уже много лет вела одна и та же экономка, привыкшая к его виду и характеру.

Тяжелый мерный звук приближающихся ко входу шагов как будто подстегнул подручных палача. Они засуетились еще быстрее, сильнее раздувая и без того яркий огонь в камине, подготавливая приспособления для пыток. Вслед за этим низкий злобный рев потряс стены, и в дверях появился сам городской палач.

Уже одно его появление часто приводило к тому, что не требовались никакие пытки – узник сам начинал выкладывать все, что знал. И действительно, палач мало походил на человека. Родом он был то ли из Магриба, то ли из Абиссинии. А, как известно, в этих местах детей часто специально уродуют, чтобы, выросши, они одним своим видом нагоняли страх на врагов. Возможно, и палач был одним из таких уродов.

При взгляде на него казалось, что это – огромная безобразная горилла с перекошенной мордой. Из полуоткрытого рта торчали кривые зубы, над которыми располагался приплюснутый нос с широкими ноздрями. Длинные могучие руки, короткие ноги и темная широкая грудь были покрыты густыми черными волосами. На шишковатой голове волосы росли клочьями, обнажая местами лысый череп. За много лет работы он достиг определенного мастерства в своем деле, и даже гордился этим – мог в два удара бичом снять кожу со всей спины или легко ударом кулака перебить человеку руку или ногу.

Сегодня он был не в духе и раздражался даже по мелочам. Во-первых, сегодня ночью не придется спать, ибо этих четырех висящих на цепях недомерков, один из которых, похоже, уже собирается сдыхать, доставили сильно поздно, а посыльный правителя нома передал его требование приступить к допросам немедленно, не откладывая на завтра. Во-вторых, девица, приведенная днем сутенершей, которой он, как всегда, заплатил немалые деньги и которая певчей птицей заливалась о достоинствах новой девочки, оказалась строптивой. Когда она увидела страшное исчадие перед собой, то со страху сначала онемела, а когда своими лапами он начал срывать с нее одежду, то, не помня себя, длинными ногтями впилась ему в физиономию и пронзительно закричала. Еще через мгновение ее труп со сломанной шеей отлетел в угол комнаты. Ему же впереди предстоял неприятный разговор с сутенершей по поводу компенсации за девицу, и, кроме этого, глубокие раны на лице, оставленные ногтями перепуганной девицы, горели огнем. И, наконец, в-третьих, эти недоумки, его помощники, опять неправильно закрепили цепи доставленных узников.

Покрыв подручных отборными ругательствами и приказав перевесить цепи сподручнее, чтобы можно было сразу не только прижигать огнем, но и поднять на дыбу, палач переместился к камину, раскладывая на решетке над огнем необходимые приспособления.

«Проклятая шлюха, – злился он про себя, – это же надо, так сильно поцарапать, до сих пор кровь сочится! Надо будет утром показаться лекарю».

Задумавшись, он совершенно перестал следить за своими подручными. И это не замедлило отразиться на дальнейших событиях.