Проклятие болот

Спасло людей то, что они, будучи сильно уставшими, укладываясь на ночь, совершенно не обращали внимания на свою внешность, и почти все открытые участки тела у них были покрыты толстой коркой засохшей грязи, проникнуть под которую у летучего местного населения не хватило сил. Однако свободные от грязи части лица каждого, за исключением Олиона, послужили питательным столом для значительного количества комариных отрядов, раздувшись к утру до невероятных размеров.

Уже сейчас, рано утром, лишь самые отчаянные насекомые продолжали попытки атаковать людей. Остальная летающая братия уже спряталась в ожидании дневного зноя.

– Однако, надо что-то с этим делать, – отсмеявшись, серьезно проговорил скандинав, – ведь так и съесть заживо могут.

Он понимал, что положение было куда серьезнее, чем представлялось на первый взгляд. Если жарким днем кровососущие насекомые и прятались, то ночами избавиться от них не представлялось никакой возможности. Немного мог бы помочь в этом дым костра. Вот только неизвестно, удастся ли развести его дальше, в глубине болот. Уставшим беглецам-путникам очень нужен ночной отдых, но его-то не получишь под атаками злобных тварей. Да и ослепнуть можно от множества укусов. Первым делом укусы надо бы промыть водой, чтобы с грязью не проникла зараза. Но небольшого запаса воды, имеющегося у беглецов, не могло хватить надолго, и также было неизвестно, удастся ли пополнить ее запас. Болото же растянулось еще на много дней пути вперед.

Никто не знал, как решить возникшую огромную проблему маленьких кровожадных тварей. Ни перебить их, ни прогнать не было никакой возможности.

Никто не мылся – все понимали важность сбережения воды. Лишь тряпочкой, смоченной ставшей драгоценной влагой, протерли самые искусанные места на пострадавших лицах.

После быстрого завтрака беглецы разобрали свои палки и в прежнем порядке ступили на болото. Теперь они направлялись по еле видному следу, который скорее угадывался, чем был виден, и вел прочь от острова, давшего им кров этой ночью, в глубь болот. Даже иссушающее солнце не смогло убить влагу на их дальнейшем пути. Тропа, вернее, то, что могло бы быть тропой, еще вернее, то, что беглецы принимали за тропу, непрерывно изгибалась, делала неожиданные повороты, длинные петли, стороны которых проходили иногда в нескольких шагах друг от друга. Скандинав непременно направлял движение по этим петлям, хотя в четырех шагах спереди четко выделялась другая сторона петли, продолжающая тропу. Разозленный его упрямством Орагур сделал шаг с тропы в ее направлении, и немедленно с головой провалился в топкую трясину. Олион, бросившись к нему, успел обеими руками уцепиться за конец палки, торчащий из болотного месива. Упершись обеими ногами в край тропы, постепенно также погружаясь в податливую почву, он тянул палку изо всех сил. Громадный пузырь поднялся из болотных глубин рядом с ним и громко булькнул, лопнув на поверхности, обдав беглецов грязью и гниющей вонью. Вслед за пузырем на поверхности появились черное лицо и руки Орагура, мертвой хваткой вцепившегося в свой край палки. Подоспевший Гардис ухватился за палку поверх рук Олиона. Объединив усилия, они медленно начали вытягивать Орагура из предательской трясины. Болото, причмокивая, понемногу отпускало жертву.

Вскоре Орагур, переводя дух, весь в траве, тине и болотной черной грязи, стоял на тропе.

      Ему немного промыли лицо и дали воды. Придя в себя от пережитого потрясения, Орагур обратил грязное лицо в сторону Олиона.

– Я твой должник, ты спас мне жизнь, – проговорил он, – теперь, где бы ты ни был, знай, что у тебя есть преданный друг, готовый все на свете сделать для тебя. Даже больше – ты будешь моим братом, кровным братом. Ничто и никто не сможет бросить тень на мое братское отношение к тебе. Я клянусь в этом всеми своими предками.

Клятву предками давали в исключительных случаях, и аристократы, гордящиеся своими родословными, никогда не нарушали ее. Это была, если можно так выразиться, наивысшая степень клятвы, выполнение которой становилось честью для давшего ее.

Олион, взглянув на Орагура каким-то странным взглядом, молча занял свое место в цепочке людей.

– А как же Гардис? – с усмешкой спросил скандинав, – совсем недавно ты гонялся за ним, желая повесить во что бы то ни стало. А ведь если бы не он, и Олион бы не помог.

– Еще никто не мог обвинить меня в неблагодарности. Когда мы выберемся отсюда, я лично обращусь к энси. Он не будет повешен.

– Ты слышишь, Гардис? – рассмеялся скандинав, – тебя, в отличие от меня, Ридона и Нада не повесят, а четвертуют или утопят. Ладно, ладно, не злись, – миролюбиво продолжал он, глядя на ставшего уже злиться Орагура, – мне надо было только побыстрее привести тебя в чувство. Мне кажется, – добавил он, наши преследователи не теряют время зря.

– Еще раз повторяю – с тропы не сходить, – голос скандинава прозвучал неожиданно жестко и властно, – следующий сошедший останется в болоте. Долго стоять на одном месте нельзя – засосет. Вперед!